На суше и на море. Том 1 - страница 44



Старики повернули головы в его сторону и с доброй улыбкой ответили: «Ваалей кум, а салам». На этом местный этикет требовал закончить общение, если старшие ничего больше не говорят и не спрашивают. Но мальчику очень хотелось поговорить по-таджикски и похвастаться перед своими товарищами.

Нарушая обычаи и местный этикет, он пошел вслед за почтенными стариками, спрашивая их, куда они едут? Никто из них не обернулся в его сторону. Ожидая ответа, он продолжал идти за ними, удаляясь от вагона. Борис, старший из детей, чувствуя свою ответственность, окликнул мальчика и попросил вернуться. Русская речь и европейский вид друзей мальчика не остались незамеченными одним из стариков. Он понял, что мальчик не таджик, хотя и говорит чисто по-таджикски.

Эта догадка объясняла его странное поведение. Мудрый старик остановился, повернулся к нашему герою и сказал: «Ты очень хорошо начал, но заканчиваешь как любопытная сойка. Разве тебя не учили, как нужно разговаривать со старшими?».

«Конечно, учили, и я знаю, что виноват» – ответил он.

«Но я был на войне и видел бомбежки!» – выпалил наш герой.

Эта фраза была выкрикнута им с такой болью, что старики остановились и все разом повернулись к ребенку. Они внимательно посмотрели на него. Затем самый старший из них подошел к нему, положил раскрытую ладонь на его тюбетейку и тихо произнес:

«Бис мулла, а Рохман Рахими! (Да хранит тебя Бог!)».

Мальчик притих, успокоился и, поблагодарив дедушку, бегом вернулся к своим друзьям.

Они с тревожным любопытством наблюдали эту удивительную сцену.

«Кто эти старцы, и о чем ты с ними говорил?» – спросила Лина.

«О войне и о Боге я говорил с муллами», гордо ответил он.

* * *

Поезд тронулся, вдали скрылись минареты и купола Бухары. За окном хлопковые поля, сады, камышовые тугаи вдоль каналов ирригации. В рассказах и играх незаметно летело время. Анна Ефимовна собрала небольшой багаж своих внуков и приготовилась к прибытию в Самарканд. Она так сильно волновалась, что Елене пришлось ее многократно успокаивать. Волнение бабушки можно было понять, ведь она еще несколько дней назад потеряла дочь и зятя, потеряла свой дом и все нажитое тяжким многолетним трудом.

В Самарканд поезд прибыл по расписанию, ровно в 20–00. Здесь из вагонов вышло много беженцев, которые резко выделялись среди местных жителей и лицами (нет загара, светлые волосы и глаза) и одеждой (очень теплой для этих краев в июльскую жару) и странными котомками с вещами, а главное тревожным выражением глаз, полных боли и страданий.

Наши путешественники помогли своим попутчикам выйти из вагона. Все пятеро стояли рядом на пироне в ожидании встречающих Анну Ефимовну родственников.

Долго никто к ним не подходил. Они уже начали волноваться, но в этот момент к вагону подошла очень пожилая дама в старомодной широкополой соломенной шляпе и молодой мужчина, в летной форме, чем-то очень похожий на женщину. Дама внимательно оглядела всех, остановила взгляд на бабушке и подошла к ней.

«Аня?» – тихо и неуверенно спросила она.

«Фрида!» – выкрикнула бабушка.

Старые женщины, не видевшие друг друга почти 30-лет, обнялись и заплакали.

Потом в объятия заключили детей, представленных бабушкой.

Казалось, о наших путешественниках совсем забыли, и они, улыбаясь, отошли в сторону, очень обрадованные теплой встрече бабушки и детей с их родными.

И только тогда, когда молодой летчик взял нехитрые пожитки прибывших и уже собирался уйти, бабушка Аня вспомнила о своих «спасителях». Она подошла к ним, обняла мать и сына, расцеловала их и сердечно поблагодарила. Внуки последовали ее примеру.