Переезжаем Саланг,
смотрим и влево и вправо:
то на обочине – танк,
то под горою – застава.
Ветер порывами бьёт.
Мы не торопимся, чтобы
не проморгать гололёд
и не заехать в сугробы.
К этому часу уже
заночевали колонны,
сгрудились, как в гараже,
дула направив на склоны.
Всё изменилось внизу —
трасса, природа, погода.
Мчим из метели в грозу,
рухнувшую с небосвода.
Молнии блещут из туч,
гром сотрясает равнину.
Даже прожекторный луч
сузился наполовину.
Воздух пропитан насквозь
предощущеньем тревоги,
гнётся растущее вкось
дерево возле дороги.
Но разгорается вдруг
зарево встречного света…
Что тебя бросило, друг,
в гонку опасную эту?
Мы бронегруппа почти –
два боевых бэтээра.
Здесь в одиночку идти –
самая крайняя мера.
Вправо, товарищ, смотри,
справа за вспышкою вспышка!
Ну, подожди, не гори,
мы уже близко, мы близко.
Ты поработай в ответ –
духи не любят работы.
Выключи, родненький, свет.
Что же ты медлишь, ну что ты!..
Вырвался из-под огня
Броневичок с капитаном.
«Похоронили меня?
Рано, товарищи, рано!»
Встал на броне во весь рост,
вытянул руку с часами:
«Еду к больному на пост,
а уж с засадой – вы сами.
Я, как вы поняли, врач,
вот и лечу, не стреляю.
Ладно, ребята, удач.
Всыпьте им, я умоляю.
“Скорая помощь”, гони!..»
Взвыли движки бэтээра
и кормовые огни
дымом окутало серым.
Та же гроза в небесах,
та же засада пред нами.
…Были б врачи на часах,
все остальное – мы сами!..
