«Командира убило утром
И нелепо, на первый взгляд:
Люк открыл на одну минуту –
И шальной подгадал снаряд.
Я тогда доложил по связи,
Принял роту, просился в бой.
Комполка запретил не сразу:
– А пехота пойдёт с тобой?
А пехота сидит в окопах,
Крепко ученная в бою,
У неё, у родимой, опыт:
Артиллерию ждёт свою.
Богушевск – невеликий город,
Деревянный, в один этаж,
По всему было видно: скоро
Обязательно будет наш.
В роще слышно: гремят составы
На железнодорожном узле.
Эх, ударить бы в лоб и справа!
Но пехота молчит в земле.
Два часа простояли в роще,
А потом я терпеть не смог:
По домам городским на ощупь
К огоньку бежал огонёк.
Поджигают! Ну что же, гады,
Это пламя и вас возьмёт.
А пехота пойдёт, раз надо…
– Рота, делай, как я. Вперёд!
Как влетели мы, что там было –
Не припомнить и не понять.
То ли пламя глаза слепило,
То ли были мы из огня.
Шесть взъярившихся «тридцатьчетвёрок»
Не жалели боезапас.
То ли мы занимали город,
То ли город врывался в нас.
И на станции у состава,
Не успевшего отойти,
Паровоз повалили набок
На грохочущие пути.
А потом пробил час пехоты,
И, захлёбываясь, спеша,
Затрещал вокруг, заработал
Наш отечественный ППШ.
Бой распался на эпизоды,
Где мы выполнили свой долг.
Через день отвели на отдых
Наш отдельный танковый полк.
Но не мы одни воевали,
Не о ротных потерях речь.
Богушевск и без нас бы взяли,
Мы – всего лишь – не дали сжечь».
