Я почувствовала, как мои щеки запылали, и опустила глаза.
*****
Он стоял ни жив, ни мертв. Потом медленно, стиснув зубы и заставляя себя дышать короткими вдохами, сдавливая глухое рычание, прорывавшееся у него из груди то ли от страха, то ли от злобы, мелкими шагами начал семенить к противоположному краю ямы. В мутной жиже он то и дело чувствовал, как наступает на что-то мягкое. Погибших здесь было много. Мужчины, женщины, некоторые трупы уже невозможно определить – кто это был, настолько давно они тут лежали. Морис остановился и до боли закусил себе щеку изнутри – перед ним спиной вверх лежал трупик ребенка не старше пяти лет. Морис заставил себя медленно выдохнуть и продолжил двигаться вперед, аккуратно обойдя несчастного малыша.
Ломая ногти, рассадив кисть раненой руки, с трудом он выбрался из страшного оврага. Сделав пару шагов, Морис остановился, и его неудержимо вывернуло наизнанку. Пустой желудок жуткими болезненными спазмами продолжал сокращаться, хотя не понятно было, что же еще можно исторгнуть. Отдышавшись, он побрел вперед.
Найдя небольшой ручей, который спускался по склону, Морис попытался отмыться. Ему казалось, что запах того оврага намертво въелся в кожу и одежду. Ополоснув лицо, он почувствовал себя чуть лучше. Рану на руке он промыл и замотал малым бинтом, перевязочный пакет пока не трогал. Руку неистово саднило. Дал знать себя голод. Морис старался об этом не думать. Он заставлял себя выполнять механические действия, направленные на решение текущих задач – наполнить флягу, бросить в нее таблетку обеззараживания воды. Проверить оставшиеся оружие и боеприпасы. С помощью полевого набора вычистить автомат. И так далее. Он заставил себя вспомнить хотя бы примерное направление, куда ему надо двигаться. В голове еще проносилась тысяча вопросов, на которые он не мог найти ответы. Почему к ним не пришли на помощь свои же? Почему ранее, командование игнорировало обращение сербов из деревень на нападения со стороны хорватов? Почему офицеры сообщали хорватам расположение частей Югославской армии? Почему убийства сербских жителей не расследовались или расследовались, спустя рукава? И самый главный вопрос – почему они не получили приказ предотвратить ту бойню, свидетелями которой стали? Он гнал пока прочь от себя эти мысли.
Морис плохо понимал, куда ему теперь двигаться, поскольку он только примерно знал, где оказался, после горячки боя и такой же горячки бегства.
Он брел по распадку между двух сопок. Кругом была мертвая тишина, и он тоже старался не шуметь, чтоб не выдать себя. Двигаться приходилось очень медленно, поскольку местность была совсем незнакомая, а кроме того, кругом могло быть все заминировано. Одну растяжку между деревьями он уже обезвредил. Теперь хоть у него было две гранаты. За остаток дня он смог пройти, таким образом, не очень большой отрезок пути. Гористая местность потихонечку оставалась позади. Сил на то, чтобы перевалить хребет не было, он помнил примерное направление, откуда они приехали накануне, по компасу он возвращался уже лесом в обратную сторону.
Сумерки переходили в ночь, надо было устраиваться на ночлег, в мало-мальски пригодном месте. Несмотря на начало осени, ночи уже были холодные. А форма после двух вынужденных купаний, еще не просохла. Костра не развести, верное средство демаскировать себя. Найдя у подножия холма, что-то наподобие норы, Морис наломал елового лапника на подстилку и для того, чтоб укрыться сверху. Импровизированная крыша была. Оставалось надеяться, что не будет дождя. Последний протеиновый батончик Морис оставил на утро. Это все что у него оставалось от аварийного комплекта питания. Голод все сильнее давал себя знать. Он то проваливался в дремоту, то выныривал из нее. Не оставляло ощущения холодного враждебного взгляда, направленного на него. Только ощущение приятной тяжести оружия в руках его немного успокаивало.
