– А Клотц?
– Подожди, дойду и до Клотца. Много страшного мы повидали. Видели, как умирали наши солдаты, видели пропахшие кровью, вырезанные от младенцев до стариков, армянские деревни. Армяне ждали нас, как своих защитников, и армия наша наступала быстро – и по цветущим долинам, и среди мрачных гор.
Наконец мы вышли к высоким горам, на вершинах которых лежали вечные снега. Взяли и их. А потом необычно рано наступила зима. Всё засыпало снегом. И турки неожиданно перешли в наступление, наши войска поспешно отошли. Но на одной из гор, со всех сторон окружённый неприятелем, остался наш батальон – около четырёхсот русских солдат и среди них мы с твоим отцом.
Зима в Закавказских горах оказалась лютой – ледяной ветер, глубокий снег. А мы не успели получить зимнюю одежду, и страшно мёрзли в сапогах и летних шинелях. Командиром у нас был капитан Трубников. Он всё подбадривал нас: «Ничего-ничего, русские не бросают своих в беде. Потерпите немного, нас непременно выручат. Главное экономить продовольствие. Не ешь сегодня то, что можно оставить на завтра». Мы слушали и верили – а что нам ещё оставалось?!
Первые несколько дней окружения бушевала снежная буря, и не было видно божьего света. Но однажды ночью ветер утих, высыпали звёзды, и ударил мороз. Взошедшее утром солнце осветило новую, никем из нас не виденную, потрясающую картину. Снежные вершины ослепительно рисовались на тёмно-синем небе. И такими же ослепительно белыми были скаты гор со всеми их складками. Расщелины и пропасти угадывались только по теням, рисовавшимся на бесконечно белом.
Казалось, невозможно наглядеться на такую красоту, но уже через несколько часов у людей начинала кружиться голова. И уже хотелось, чтобы снег был не такой белый, чтобы было больше других цветов: коричневых скал, тёмных туч. А потом солнце взошло выше, всеми силами ударило по снегу и зажгло его. Каждая снежинка раскалывала и отражала солнце. Все цвета радуги ослепительно били в глаза.
Мы старались не смотреть на сверкающий снежный покров, но не смотреть было невозможно, потому что он полыхал повсюду. И даже под ногами снег искрился и жёг глаза. Когда пришёл вечер, мы были пьяными: кружилась голова, глаза слезились и болели. А на следующее утро встало всё то же яркое солнце, и невмоготу было дождаться, когда оно уберётся за горизонт. Продовольствие, как ни экономили, кончилось через неделю, и наступил голод.
Капитан Трубников, обходил солдат, снова и снова убеждал нас, что русские своих не бросают и надо потерпеть ещё чуть-чуть. «Держитесь, братцы! Помощь уже идёт!» Однажды кто-то сказал: «Рады терпеть, ваше высокоблагородие, но без еды трудно терпится». Трубников стоял аккурат против меня. Посмотрел, посмотрел и говорит: «Слушай, Юстус, на тебе ведь ремень кожаный?» – «Кожаный, а что?» – «А то! Кожа, она с животного, значит можно ремень съесть. Давайте, братцы, пока помощь идёт, пожуём сыромятных ремешков!»
Съели ремни. Экономно ели, а помощь не шла. И уже столько ослепших было от горного снега и солнца, а ещё больше помороженных, и уже первые умершие. А по ночам со звёздного неба глядело отчаяние. Люди лежали, прижавшись друг к другу, чтобы было теплее и ждали конца, потому что турецкий плен казался страшнее голодной смерти.
Но однажды утром раскатились по горам винтовочные залпы, и мы увидели под горой своих, родных, русских. «За мной, ребята! Ура!» – закричал Трубников, и мы побежали за ним навстречу нашим. Кто как мог. На обмороженных ногах. Турки разваливались в стороны как масло под ножом. Дождались. Вызволили свои.
