Греюсь черничным чаем и балуюсь запахом ванилина.
– Что ты думаешь по этому поводу? Юни? Юни!
Юни сидит ко мне лицом, но и смотреть не нужно, чтобы знать, как он кривится на слащавое уменьшительно-ласкательное и показательно отстраняется:
– Я думаю, что тебе нужно уменьшить количество парфюма, который ты выливаешь на себя по утрам.
– Ну, Юни-и-и, мне совершенно не хочется выражать свои мысли на бумаге, а вдруг их потом прочтет Мерлин!
Дакоте Каннин всегда удается быть выборочно невнимательной. Это один из тех завидных даров, который вручают феи при рождении.
– А вот вдруг он очередная реинкарнация Шекспира, – Лиен сидит спиной, но мне видно, как его личные драгоценные палочки тычут в собеседницу, – а ты не хочешь этого замечать.
Я давно понял, что твой друг повсюду носит их с собой, так и не сумев договориться с четырехзубцовым европейским прибором, которым пользуются в этой стране.
– Кто Шекспир?! Мерлин – Шекспир? – Юни на это закатывает глаза и буквально наваливается локтем тебе на спину. Ты не реагируешь, так и продолжаешь лежать головой на сложенных на столе руках. – Рехнулся, что ли, совсем?
У Дакоты занятный акцент и особая тональность голоса: он летит вверх, по-царски распушая хвост. Американцы любят говорить, что это «фишка» британцев. А ирландцы даже среди британцев – извечный повод переглянуться, сдерживая улыбку.
– Реинкарнацию Шекспира я почувствую за километр.
Юни смотрит искоса и говорит, что у Дакоты поэтическое воспаление мозга. Он очень занятный человек. Антикомик, но, если прислушаться, можно посмеяться от души.
Мне он в свое время сразу понравился.
Они с Дакотой встречаются уже восемь месяцев, правильно? Ты говоришь, у них высокие отношения. «Выше только Эмпайр Стейт». Падать замертво не дают ограждения, свойственные Юнину с рождения. Я заметил, что он умеет притворяться глухонемым. Это тоже дар фей.
– Скажи это тем парням, в которых ты ошиблась.
– Все, не ворчи. – Дакота показательно отмахивается.
Кинематографично. Изящная ладонь перебрасывает за спину густые локоны.
Эта девушка считается очень привлекательной. Шикарные клубничные волосы, великолепная фигура и глаза с полотен Маргарет Кин. Вполне заметно, что ей это все отлично известно. Когда человек знает, или верит, или думает, что красив, другие определенно начинают это замечать. Мне потребовались столетия, чтобы открыть для себя силу человеческой мысли.
Твоего друга Юнина мне отчего-то сложно назвать просто парнем или даже юношей. Смотрю на него – и приходит на ум нечто литературное вроде «невысокого роста молодой человек азиатской наружности в очках с квадратной оправой».
Знаю, что он учится на факультете русского языка и литературы, много курит, иногда цитирует Маяковского и часто засиживается в Мьюгаре, пока не стемнеет и вы с Лиеном не явитесь, чтобы выгнать его оттуда.
– Я не хочу выполнять это задание. Вот нахрена оно надо…
– Угомонись. – Доминик Моно по обыкновению очень терпеливый, но, когда дело касается Дакоты, у многих в потоке подтасовываются карты личной натуры. Раздражители – слово грубое, но ты же знаешь, что лучше взбалмошных экстравертов никто не потрошит чужие защитные панцири. – Тебе же не обязательно описывать свои чувства и на каждой странице признаваться, как в девятом классе ты не добежала до туалета, про…
– Тш-ш! Потише!
Я достаточно тайный слушатель, чтобы знать, что Доминик с Дакотой лучшие друзья еще с детского сада. Они везде вместе. Музыкальный кружок в начальной школе, театральный в старшей, один факультет в Бостонском.
