Мы с сестрой пришли из школы, а на кухне плачет мама. Вечером родители разбирались. Мама, как всегда, была сдержанна и не шумела. Отец что-то объяснял ей, доказывал. Но мы, дети, не могли понять тогда всей глубины этого события.
Они, конечно, помирились.
Жена для папы была чиста и свята. Их вариант семейной жизни был приблизительно таков: мужчина погуливает, но не забывает о семье, обеспечивая её, а жена дома занимается детьми и хозяйством.
Мою младшую сестру отец назвал именем мамы – Евгения. Ждал, конечно, сына. У нас дома было две Жени: мама Женя и сестра Жешка.
Наш дед, отец папы, был преподавателем физкультуры в военной организации. И привил отцу любовь к спорту. В молодости папа играл в футбол, занимался гимнастикой. Но повредил ногу и после этого спортивные соревнования смотрел только по телевизору или ходил с приятелем на стадион «Динамо» болеть за любимую футбольную команду. Обожал цирковых гимнастов.
Однажды взял на стадион Жешку. Она сидела у отца на коленях. Вдруг забили гол. Отец забылся, вскочил, захлопал, приветствуя любимую команду. А дочка кубарем с колен полетела на нижние ряды.
– Меня оттуда потом дяди вытаскивали. Папа не велел маме говорить, – рассказала мне сестра.
Мы его не выдали. Это было нашим секретом.
Отец – энергичный, общительный. Не удивительно, что он имел успех у женщин.
Теперь я понимаю, что это грех, но осуждать не могу, потому что очень люблю своего папку.
Когда отец приносил работу домой, то вечером садился за стол в большой комнате. Писал что-то, считал на счётах. Потом давал нам с младшей сестрой переписывать начисто какие-то листы.
– Перепишите красиво, аккуратно и без ошибок. А я вам за каждую бумагу по рублю дам.
В то время на эти деньги можно было купить не одну пачку мороженого.
Как мы с Жешкой старались! Писали аккуратно, внимательно сличали цифры. Можно будет покупать мороженое и сладости. Но на свои деньги такие дорогие конфеты, как «Шоколадный крем», мы не брали.
Я любила, когда вечерами отец работал дома.
Подойду к нему и выключу свет настольной лампы. Папка в темноте откладывал ручку, откидывался на спинку стула и ждал. Терпеливо ждал, когда я перестану баловаться и зажгу свет.
– Включи. Мне работать надо, – наконец-то говорил он.
Знал, что сейчас я зажгу свет, подкрадусь к нему и расцелую. Сильно-сильно обниму за шею и не разожму руки, пока он не попросит пощады.
Отец никогда не наказывал нас. Если мы и отведали ремешка, так только от мамы.
Когда папа заболел, и врачи поставили ему страшный диагноз, жизнь в семье напряглась. Как будто воздух, которым мы дышали, стал густым. Общались друг с другом на низких нотах. Никакого радио, телевизора. Только наша приглушенная речь, и тишина… Мама сильно осунулась, ещё больше замкнулась, но не плакала. Она была на редкость смиренным человеком.
Не плакала и когда отцу уже кололи обезболивающие. Только глубоко вздыхала и тихо стонала. Понимала, что скоро будет расставание. Держалась изо всех сил. Очень заботилась о папе. Отцу диагноз не говорили, и он надеялся выздороветь. Приходилось к тому же не подавать вида.
В последние минуты жизни отца мама была рядом, но об этом я не могу…
Когда мама вернулась из больницы, где всё произошло, к нам в квартиру тут же пришла соседка. Мама даже не успела раздеться. Наверное, увидела маму в окно и по её виду поняла, что случилось. Долго не уходила, что-то всё говорила, всхлипывала и утирала слёзы. Соседка плакала, мама нет. Мне казалось, мама даже не слышит её. Стояла, как окаменелая. Только, когда та ушла, наконец-то сказала: «Зачем мне соболезнование? Я думала, скорее бы она ушла». Всё-таки в минуты скорби лучше быть только с близкими людьми.
