На земле Заратуштры - страница 16

Когда я стучусь в старую деревянную дверь, я пребываю в непоколебимой уверенности, что увижу взрослую женщину, – Мальми, в конце концов, была ощутимо старше меня. Когда мне открывает дверь девушка, которой с натяжкой можно дать максимум тридцать лет, мне думается, что это Теги – младшая из сестёр. И как же я удивляюсь, когда слышу тот же самый голос, что говорил со мной по телефону несколько дней назад:

– А вот и ты. Здравствуй.

Я оглядываю её, не желая верить своим глазам; Мальми выглядит точно так же, как выглядела десять лет назад, а то и вовсе – как в те годы, когда я была ребёнком. У неё, возможно, появились маленькие морщинки в уголках глаз и на лбу, но и те нельзя назвать проявлениями возраста. Всё те же густые длинные волосы, собранные в тугую косу, ниспадающую до пояса; всё та же тонкая талия и те же узкие плечи, которые я вспоминаю по крупицам, едва только обращаю на них своё внимание.

– Здравствуй, – я улыбаюсь ей, и мне вдруг становится неловко; я редко переживала по поводу своих лет, но сейчас наверняка выглядела очень постаревшей по сравнению с ней.

Позади Мальми, словно из ниоткуда, возникли две её молодые копии: сёстры так похожи на неё, словно они были её портретами, нарисованными, правда, в некоторой вольной интерпретации разных художников. У Сеги, второй по старшинству, кожа чуть темнее, чем у её сестёр; она ниже ростом и тоньше них и напоминает маленькую изящную статуэтку, вырезанную из прочного дерева. Теги, младшая сестра, выше Сеги и Мальми, и у неё особенно выразительные глаза зелёного цвета, похожие на нефритовые бусинки, тогда как у её сестёр – синие.

Младшие сёстры Мальми кланяются мне низко-низко, разве что не в пол. Они обе одеты в длинные шёлковые платья белого цвета, словно две юные прекрасные невесты; Мальми же облачена в тёмно-синий бархат.

Здороваюсь с ними в ответ, и Мальми дружелюбным жестом приглашает меня войти. Я снимаю обувь, и Теги тут же аккуратно складывает её на небольшую деревянную полку, пристроившуюся у самой двери. Иду вслед за Мальми по узкой прихожей в небольшую уютную залу, где сёстры предлагают мне сесть за круглый обеденный стол. Пока я жду, когда две младшие сестры закончат возиться на кухне, а Мальми выберет посуду, сижу, нервно дёргая ногой под столом, и раздумываю о том, что они, все трое, наверное, спали всё это время в морозильных камерах, не иначе. Мало того что ни одна из них не изменилась с нашей последней встречи, так ещё и их кожа – она была такой чистой и такой гладкой, будто они не жили в безводной пустыне на самом краю земли и совсем не страдали от ядовитой соли, которая, смешиваясь с пылью и грязью, оседала в лёгких людей вот уже многие-многие годы.

От моих мыслей меня отвлекает Мальми, усаживающаяся за стол прямо напротив меня. Я замечаю, что следом садится и Сеги; по традиции младшая из сестёр – Теги – не садится с нами сразу, а перед этим накрывает на стол.

Я смотрю, как каждой из нас младшая из сестёр приносит из кухни по личному чайнику с чаем, и вспоминаю, как любила эту местную традицию моя младшая тётка – Лилия. «Роза, – говорила она, – чай – это самое важное, что может дать человеку кухня». Когда на столе появляются чашки, а затем и пара блюдец с орешками, рахат-лукумом, пахлавой и прочими сладостями, Теги наконец усаживается с нами за стол, и мы начинаем беседовать.

Я мысленно радуюсь, что мы сразу приступили к чаю и тёплым словам о моей покойной тёте Розе, оставив нетронутыми молитвы. Роза терпеть их не могла: она предпочитала слушать пение птиц и перешёптывание травы и листьев или, на крайний случай, своё старое, привезённое «издалека» радио. Тётя Роза была человеком науки и обожала путешествовать и привозить из своих путешествий впечатления, тезисы и книги. Впечатлениями она делилась с Лилией, чтобы та зарисовывала их на стенах или раскладывала по шкафам, если впечатления были материальны; тезисы прокручивала у себя в голове и оставляла при себе, понимая их чрезмерную гениальность для простых людей. Книги оставались нам всем, но особенно, конечно, мне.