Хотя о чем я? Вероятно, я уже сумасшедший. Я сошел с ума давным-давно.
Но я никогда еще не чувствовал себя таким безумным, как сегодня. И таким спокойным. Я словно разделился надвое: одна половинка готова была взорваться от ярости. Другая… другая словно умерла. Оцепенела.
Ее машина была припаркована на тихой улочке возле школы. Она часто бывает там, и, конечно же, я знаю почему. Но сегодня она впервые привела туда его. Показала ему свой секрет. Теперь он знает все. У нее больше нет от него никаких тайн.
Между ними нет никаких преград.
Они будут вместе – теперь это ясно.
Я смотрел, как они сидят там вдвоем, в ее машине, в полумраке. Я был близко. Я слышал их шепот и смех. Слышал их поцелуи. Видел его улыбку, надежду и нежность в ее глазах. Она счастлива. Счастлива, оттого что он с ней.
Я был близко – стоял в темноте под дождем, который моросил весь день и теперь усиливался с каждой минутой. Я чувствовал, как капли влаги стекают по лицу, по шее, холодными струйками бегут по спине под одеждой. Это было неприятно. Но мне было все равно. Я оставался на месте. Я смотрел на них, на их счастье. И выбирал.
Мне ничего не стоило подойти к ним, вытащить его из машины, бросить на мостовую и вырвать ему горло. Или сердце… Он бы даже не успел понять, что происходит. Она… она поняла бы. Она бы сразу поняла, что случилось. И счастье в ее глазах сменилось бы болью. И я не смог сделать этого. Я выбрал… не делать.
Почему?
Что остановило меня?
Вот я сижу теперь в своем кабинете за столом светлого дерева – это мой любимый стол, в стиле ар-деко, я купил его когда-то в Париже, и мне до сих пор доставляет огромное удовольствие просто прикасаться кончиками пальцев к полированной поверхности, это меня странным образом успокаивает… О боже, я жалок, жалок! Я пытаюсь на полном серьезе найти утешение в вещах. Во всех этих столах, коврах, в кожаном кресле, которое купил здесь, в Лондоне, – любовно выбирал его: до сих пор помню тот дом, где разорившиеся дети распродавали имущество умершего отца… Как могут все эти вещи помочь мне? Что вообще может помочь мне?!
И сколько можно лгать самому себе – уходить в рассуждения, самоедство и упреки, только чтобы отвлечься от простой мысли… Все, что я написал сейчас, можно выразить одной фразой. «Сегодня я хотел убить человека. Я стоял под дождем, смотрел на то, как он обнимается с женщиной в темной машине, и хотел убить его».
Вот так. Вот так просто.
Но нет – на самом деле все совсем не просто. В том, что я хотел убить его, нет ничего неожиданного – это не стоит откровений. Не это причиняет мне боль, не это заставляет мои руки дрожать, не из-за этого я словно разделился пополам и все не могу никак собрать себя воедино. Дело не в желании убить его, нет. Дело в том, что заставило меня остановиться. Был ли это просто разум – расчетливость, которая сказала мне, что, если я убью его у нее на глазах, она никогда меня не простит и я потеряю всякую надежду? Нет – нет. Я и так потерял ее – какая надежда у меня осталась, если они настолько ВМЕСТЕ теперь?
Меня остановил не разум, не расчет. Я знаю, что это было – я знал там, под дождем, и знаю теперь, сидя за столом, любуясь на красное пятно на своем ковре. Я знаю, что не смогу причинить ей боль.
И я боюсь – смертельно боюсь того, что происходящее со мной… необратимо. Я стоял там и думал о том, что я всегда смогу убить его позже, не при ней. О, какое это было бы удовольствие – вырвать из его груди сердце, и держать его, все еще бьющееся, в руке, и смотреть в его красивые глупые глаза до тех пор, пока они не погаснут! Но я знал – уже тогда – что не смогу убить его вовсе. Потому что, даже если она не увидит этого, она узнает. И ей все равно будет больно.
