Наблюдения провинциала - страница 20

Что-то из записей я вставил в книгу «Логика Жизни» и в роман «Обочина». Кое-где, кстати, по забывчивости не указан год. Текст оставляю таким, каким он был. Каким он был, таким остался…

Я встал из-за стола и пошёл уже к выходу, как одна из женщин сказала:

– А ты, Боря, любитель порассуждать.

– Не ты первая говоришь мне об этом, – без излишней скромности ответил я, снова возвращаясь к столу. – Вот в детстве, например, – опять с воодушевлением начал, как будто и не собирался уходить. – И было-то мне, наверное, не больше пяти лет, а уже ду-у-мал. Набегаешься летом, помню, по деревне, умаешься. Около одиннадцати вечера на кровать и – на правый бочок. Анализируешь, где какие огрехи в течение дня сделал и вообще, тем ли занимался. А ведь никто этому не учил. Читать, естественно, в том возрасте не умел, писать тоже. Слышишь, как мама рядом легла, как поправляет на тебе одеяло и, с ошибками дня, засыпаешь.

Утром спозаранку проснёшься, оказывается, на полу лежишь в обнимку с подушкой, вдобавок описанный. Да, бывало такое лет до шести-семи, пусть и крайне редко. Я шмыг на улицу, трусики на забор, а тут мать идёт, только что корову-кормилицу в стадо проводила. «Ба, сынок, ты никак обдулся?..»

А как не обдуться, если день-деньской по полям да долам бегал, а то в мутной воде купался, где всего-то по колено. Это мы, пацанята, запруды сами для себя делали. Ручеёк в овраге протекал, вот там и мастрячили. До Волги хоть и было в пределах километра, но туда повзрослее пацаны не пускали, отшугивали. А то не дай Бог… Плавать-то умели только по-собачьи и то не все. Вот и отводили душу в запрудах.

Позднее, уже после второго класса с одной запрудой… точнее не с запрудой, а со мной курьёз получился. Учились мы в деревенской школе, одновременно первый класс с третьим, а второй – с четвёртым. Как-то в июне лень было до Волги бежать, и решил я с мелкотой в запрудёнке искупаться. Положил белые трусики на травку, и давай барахтаться в сей луже. Вдруг вижу, три девочки приближаются, которые старше меня как раз на два класса. А одна из них мне о-о-чень нравилась.

Они не видят пока, что я голый, поскольку всё, что ниже моего живота, земляная насыпь скрывала. Всё думаю, хана. За трусишками бежать нельзя, увидят. Стыд-то будет, позор! Два класса окончил, а голый купается. Ну, думаю, не на того нарвались, обхитрю. Р-раз в мутную водицу на спину, руками о дно поддерживаюсь; лежу писькой вверх… Вот этого я и не предвидел, иначе по-другому бы лёг.

Лежу, значит, глазёнки закрыл, вдруг чувствую девчоночье дыхание, потом слышу: хи-хи-хи, хи-хи-хи. Посмеялись они над чем-то и ушли. Слава, Богу, думаю, пронесло. Глаза с опаской открываю, а моё тело над водой. Не тело, а маленький шпиндель над водой торчит. Так и свалился я от срамоты, попой на грязное дно.

Ох, и ругал себя после этого: вот, думаю, что любовь делает. Да, любовь виновата. Зато перед сном дал себе разгон: «Как же так, – думаю, – ежедневный анализ делал, а в простецкой ситуации осечку дал. Почему? Значит, где-то расслабился».

Я с малых лет не выговаривал букву «р». Например, вместо здравствуйте, говорил «Здхасьти». Вместе с тем я был очень примерный мальчик и со всеми – будь то на улице, либо в другом месте, вежливо раскланивался: «Здхасьти!» И всегда делал это с удовольствием. Люди немолодого возраста были без ума от меня, не мальчик – само обаяние. А вот то, что я картавил, никого не интересовало, и никто меня по этому поводу не дразнил. Только мой старший брат, если в каком-то случае был недоволен мною, обзывал меня «еврей». Я не знал, обидное это прозвище или нет, поэтому не обижался на брата. Примерно до шестого класса я вообще не обращал внимания, что не выговариваю одну букву. Вдруг «прозрел», а всё из-за девочек – начал их стесняться. Отвечаю у доски нормально, гладко, но как только встречается в слове «р» – тормоз. Кручу извилинами, какую же букву можно использовать вместо «р». Стал краснеть, волноваться. Учительша: «Боря, ты почему молчишь? Отвечай». А я слово не могу придумать без этой буквы. Через полгода или даже больше, всё же научился выговаривать «р». А до этого, где только не упражнялся: «Вор-р-она, кар-р-кнула…» Или: «Товар-р-ищ стар-р-шина, товар-р-ищ…» Много мне крови попортила эта буковка. По этой причине уроки довольно часто прогуливал, учителям дерзил. Но почему я заговорил про эту злополучную букву? А вот почему.