К приехавшим в колхоз строителям подошел ветхий старик, безжалостно измочаленный колесом жизни.
Те обедали на улице за столом, сколоченном из нестроганых досок и для аппетита, как выражались, наливали себе по стакану водки.
Дед, сглатывая слюну, стал жаловаться на голову:
– Болит, треклятая, к дождю, что ли?
– К дождю не голова обычно болит, а ноги, или ещё что-то в этом роде. Мышцы, например, – знающим тоном изрёк один из приезжих.
– Дык, вить, у ково как, – тихо произнес дедок.
– Отец, хошь дам тебе хороший совет? – обратился к деду рыжеволосый маленький мужичок, с хитрющими глазами.
– А кто жа не хотит, все хочут, – снова поглядывая на стол, ответил «отец».
– Вон в траншее сварщик работает, ты минут двадцать погляди на его «огонь» и головную боль, как рукой снимет.
Дед постоял, почесал затылок и нехотя пошёл к траншее.
– Мужики, что вы глупостью занимаетесь, – пожурил их приехавший прораб. – Он же неделю после этого на белый свет смотреть не сможет.
– Виталий Африканыч, – приложив руки к груди, начал оправдываться рыжий, – он к нам каждый день повадился. Как обед, он тут как тут. Стоит и вот дябит, вот дябит. Ну, ладно, нальём ему щей, водочки, если излишки есть. Но он ведь про войну начинает рассказывать, на которой, оказывается, не был. Да про Хиросиму с Нагасакой. Это вообще туши свет. Короче говоря, нам этот абориген все нервы вымотал…
Часа через два к Виталию Африкановичу Акинину подошел дедок, узрев в нём начальника над приезжими и, глядя красными слезящимися глазами, плаксиво заговорил:
– Не знаю, как звать-величать тебя, мил человек, но вижу, что начальник у их будишь. Ведь я к им со всей душой. – Оглянувшись по сторонам, продолжил: – Раньше-то… – но поперхнулся, закашлялся и уже тише, с хрипотцой: – Раньше-то, какая жись была, одни мученья. А щас?.. В магазинах всё есть, похлёбка дома есть, живность, – стал он загибать пальцы. – Картошки вон энтим пришельцам продал, для их же добро делаю, – махнул он в сторону траншеи рукой.
Старик замолчал, о чём-то думая, сгибая и разгибая мизинец.
– Да, – встрепенулся он, видно вспомнив что-то, – луку вон им принес. – И снова замолчал, взявшись за палец. В раздумье поднял голову вверх, шевеля морщинистыми губами.
«Ну, дедуля, с тобой только семечки на завалинке грызть», – улыбнувшись, подумал Виталий Африканович и направился в строительный вагончик.
– Погоди, ты куды? Я шо не всё сказал, – засеменил за прорабом дедок. Тот остановился.
– Дык я про чё, – торопливо продолжил дед, показывая рукой на слезящиеся и часто моргавшие глаза. – Эти изверги-то окаянные, глаза мои изуродовали.
– Как это? – удивился Акинин, будто и не знал про дурацкую шутку своего подчинённого. «Надо было предупредить дедулю»…
– Дык вон, – дед вплотную подошел к начальнику над «извергами», показывая на свои глаза, – одна резь в их, как пригоршню песка туды впичужили. Эдак полчаса стоял и смотрел на ентот огонь. Баял, голова не будит болеть, дьявол. – Он вяло махнул рукой.
– В медпункт сходи, – посоветовал Африканыч.
– Дык фершел в отпуску. Сходил бы, знамо дело.
Акинин вспомнил, что в одной из бригад работает его знакомый – врач-терапевт, напросившийся на время отпуска подшабашить.
