– Пора! – скомандовал я и кивнул Вере на дом. – Все как договаривались.
Она подбежала к окнам и стала отчаянно колотить по деревянным ставням и вопить хрипло, по-стариковски:
– Ой, беда! Соседушка! Горим! Мы горим – и вы уже полыхаете! Спасайтесь скорее! Просыпайтесь!
– Всё! Уходи! – прошипел я, махнув Вере, когда разглядел, как в щелке между ставнями блеснуло желтое пятно.
Видимо, там свечу зажгли.
Но Вера не унималась и продолжала причитать и долбиться в окно, совсем в роль вошла. Черт… Если бандюки ее срисуют, то всё сразу поймут. Ведь стучится к ним не бабка деревенская вовсе, а красавица в городском спортивном костюме.
– Уйди! – шикнул я громче, а сам стоял уже за крыльцом.
Вера, наконец, поняла, что оставаться дальше под окошком опасно, и скрылась за сараем. Тулуш встал с другой стороны крыльца.
Дверь дома распахнулась, и на пороге появился мужик с двуствольным обрезом. Уже и распилить ружье успели, гады. Хотелось его вальнуть без предупреждения, но тогда остальные двое зашкерятся и кучу делов натворят ненужных. Нет, ещё не тот момент.
Я вжался в стену и ждал. Мужик увидел зарево за сараем и заорал, обернувшись внутрь дома:
– Атас! Горим! Уходить прямо сейчас надо! Я к лодке, а ты с бабой и щенком разберись! Пущай сгорят, пожар нам на руку.
Он сбежал с крыльца – и тут же получил прикладом по хребту. Ударил его Тулуш сильно, чтобы тот вздохнуть не мог, не то, что закричать. По голове бить не стал, чтобы коньки не откинул, а умело приложил в какую-то лишь ему понятную точку на «холке». Урка упал поленом, и у него мигом отнялись ноги. Он только мычал и ерзал.
– Тихо, пасть порву! – прошипел я, придавливая его к земле коленом и зажимая рот рукой. – Сейчас я буду спрашивать, а ты или кивай, или мотай головой. Не будешь отвечать, башку сверну.
Для убедительности я надавил ему на эту самую башку другим коленом, отчего та вмялась в почву, а зэк замычал выразительнее. Тогда я ослабил нажим и задал первый вопрос:
– В доме вас еще двое?
Тот замотал головой.
– Трое?
Снова замотал. Твою мать! Неужели еще четверо? Нет, не может быть…
– Сколько вас? Отвечай тихо, не ори, – я убрал ладонь с его рта.
– Один там. Чахлый только остался.
– Где третий? Ну!
– Ушел, падлюка… Вот сейчас мы проснулись, когда баба соседская блажила. Глядь, а нет нашего кореша… Утёк Сафрон. Смылся, гад…
– Куда смылся?
– А я почем знаю!
Бам! Я пристукнул его кулаком по башке, рукой, в которым была зажата рукоятка пистолета. Тяжелый получился удар, достаточный чтобы противник отключился. Поговорили – и ладно.
В доме, выходит, один урка. Надо торопиться, пока он не понял, что происходит.
– Карауль! – велел я Тулушу, указав на поверженного, а сам распахнул дверь и нырнул в дом.
Внутри темно, и я сразу пригнулся и встал на колено. Вовремя. Из дальнего угла бахнул выстрел, и я почувствовал, как над головой что-то прошуршало, даже волос коснулось. А сзади что-то осыпалось. Картечью жахнул, гад!
Бах! Бах! Бах! – положил я веером три пули, перекрывая угол, откуда в меня стреляли и где я видел вспышку.
Оттуда послышался сдавленный мат, и тут же донесся характерный звук, по которому я определил, что ружье переломили для перезарядки. Щелчок возвестил, что ствол защелкнут и ружье готово к стрельбе. Но я выстрелил первым. Лежа на полу, выпустил весь остаток барабана. Невидимый противник вскрикнул ещё, а потом настала тишина.
