– Молчание, – холодно сказал Остап, – молчание – это золото, а ум – это брильянт. Состоялся мрачный разговорчик с заведующим исторической свалкой. В ходе умных хитросплетений я узнал, что ваша мебель уцелела. Ее свалили в склад где-то на семь лет, а вчера на аукцион отвезли комплект.
– Скорее! – закричал Ипполит.
– Извозчик! – завопил молодой бандит.
Они сели, не торгуясь, легким мыслям повинуясь.
– Молитесь на меня! Молитесь! Только о стенку не расшибитесь. Вино, женщины и карты обеспечены, фельдмаршал!
В первой же комнате аукциона они увидели то, что так долго искали. Все десять стульев на ножках гнутых стояли. Обивка ничуть не потемнела и сыростью на складе не пропотела. Они были чисты, свежи, а на сиденье отдыхал зайчик цвета дикой ржи.
– Скажите, эти стулья из музея? – спросил Остап у продавца.
– Эти? Эти – да.
– А они продаются?
– Да.
– А какая цена?
– Цены еще нет. Завтра с пяти приходи. Там все и узнаешь, погоди.
– Молитесь на меня! Молитесь! Только о стенку головой не колотитесь.
Ипполит Матвеевич был готов на все, даже целовать подметки у него.
В то время, как друзья вели культурно-просветительный образ жизни, одна молодая дама заплакала глаза трижды. Вдова Грицацуева оплакивала последнюю любовь своей жизни, после которой происходило полнейшее замораживание вишни. Все соседушки столпились вокруг круглого стола. И записку экспертизой проверяли три часа. Прошло три дня, а горизонт был чист. Ни Бендера-супруга, ни сердцу милых штучек – все унес подлец-разлучник. Тогда вдова пошла вкрутую, дав объявление вслепую. Что муженька не доглядела, брюнета лет так тридцати, одет как супермен: в костюм зеленый, ботинки цвета апельсина, жилет был цветом «кокаин». И кто вернет любовь мою, получит от меня деньгу.
Но великая страна молчала. Брюнет в ней где-то плавал, как в воде мочало. Деньги целехонько лежали, а любовь ее терзала.
Ах, как понять сердце вдовы? Любовь ракетой унесла все женские мечты. Мелькнула где-то далеко, и стали дни как черно-белое кино.
В Старгороде жизнь кипела как смола. Трамвай людей возил туда-сюда. Пребывание двух концессионеров в городе оставило глубокий след. Заговорщики молчали, словно водки в рот набрали. Даже Полесов бился рыбой о край берега, вспоминая могучие плечи Бендера.
Как-то поздно вечерком все собрались за столом. У гадалки, старой дамы, где прохвосты куш сорвали. Там поистине была битва за хлебные места.
Шла раздача должностей всех купеческих мастей. Были здесь Кислярский, Лядьев, два здоровых недотепы, и еще, конечно, был Чарушников – господин.
На столе лежала шкура неубитого медведя. Она была соткана из чина губернатора, прокурора, председателя, податного и фабричного инспектора, председателя биржевого комитета, разноплановая работенка для кадета.
Были, в общем, все довольны, ждали удара англичан в большевистский красный план.
КАК СМЕТЕТСЯ ВСЯ ЗАРАЗА В ЛЕВЫЙ КРАЙ ЗЕМНОГО ШАРА.
И ОРЛЫ РАСПРАВЯТ КРЫЛЬЯ, ЗАСВЕРКАЕТ МЕЧ РУБИНОМ.
И ГРАНАТОВОЙ ЗАРЕЙ НОВЫЙ ДЕНЬ ПРИДЕТ С МЕЧОМ.
БУДЕТ ЖИЗНЬ КРУТИТЬ КОЛЕСА, А КРЕСТЬЯНЕ СЕЯТЬ ПРОСО.
БУДУТ РЯБЧИКОВ ЖЕВАТЬ, АНАНАСОМ ЗАЕДАТЬ.
И на этом порешили и собрание закрыли. Расходились ночкой темной. Долго в воздухе летал эмиссаровский кошмар.
Позвольте, а где же отец Федор? Где стриженый священник-недотрога?
Завертела жизнь пыльных дорог, брильянтом замаячил горизонт. Понесло его по России за гарнитуром генеральши Поповой. Цена богатству этому – грош ломовый. Едет отец по России, пишет письма жене любимой. В письме вплетает небылицы и нумерует все страницы.
