Нация. Апокалипсис. Том третий - страница 4
Но всякое ли признание может спасти то или иное государство от подобной теории? Тем более тогда, когда хочется не развивать свою страну, не жить своим, что называется умом, а покоряться, быть слугой в руках какого-то властителя, а проще говоря – барина, обрекая народ и государство на вассальную зависимость.
Лучший ответ на этот вопрос может подсказать только причинно-следственная связь – связь между действием и наступившими последствиями, которые, как правило, никогда не заставят себя долго ждать. Ибо неограниченная власть над миром одной сверхдержавы предполагает на практике не только «одного центра власти, одного центра силы и одного центра принятия решений», но и тотальную роль в абсолютном управлении однополярным миром, где главными инструментами являются многие факторы, начиная от самой сильной армии до идеологии национальной исключительности. От доминирующей роли сама сверхдержава отказаться не может ни при каких условиях, если только не подвергнуть её внешнему и внутреннему разрушению.
Глава III
Первым «лицом», кто предчувствовал уничтожение России как самостоятельного и независимого государства, была Природа. В её поразительно мудром стремлении к самосохранению можно было увидеть и услышать всё то, что касалось правды. Ибо без правды в природе всё пустое, всё обман. Весна, обеспокоившись проблемами общества, всем тем, что происходит вокруг, старалась изо всех сил не бросить народ в беде. Подобно оратору, в арсенале которого всегда есть не только красноречие, но и развитое умение убеждать, она говорила: люди, помните, всякая перемена влечёт за собой другую перемену. И, как правило, худшую. Остановитесь, одумайтесь, что же вы делаете, ведь вы совершаете не ошибку, а величайшее преступление, за которым последует наказание. Где ваш патриотизм? Где же ваше достоинство? Где ваша твёрдость духа? Где ваши честь, сила и доблесть? Были и другие слова, призывающие народ и власть к разуму. Но все усилия и стремления Весны оказались напрасными: никто её уже не слышал и слышать не хотел.
Отказавшись от справедливости, правосудия и исторической памяти, народ и власть не захотели больше быть не только продолжателями, но и вершителями дел государственных. Всякий долг и ответственность народа приобрели совершенно другую форму существования, где не было места ни любви к родине, ни любви к отечеству. Зато была любовь к свободе и деньгам, к этим новым западным забавам, от которых всё больше и больше веяло чем-то низменным и порочным.
Весеннее солнце, не замеченное и не обласканное людьми, тоже старалось как можно меньше показываться на небосводе. Оно не хотело быть дружеским, внимательным и ласковым, поскольку не воспринималось людьми, как прежде, так, как должно было быть по законам Вселенной. С разрушением страны все вдруг начали считать, что Солнце восходит не на Востоке, а на Западе. Видя одержимость людей новой идеей, новым движением, оно понимало, что все его слова будут напрасными, поскольку выход из создавшегося положения был уже невозможен, поскольку можно сопротивляться вторжению самых сильных армий, но не сопротивлению идей, которые с быстротой реактивной тяги воплощались в дело, вызывая с каждым днём определённые практические действия, направленные на разрушение великой державы. При этом люди совершенно не задумывались над тем, будет ли их бытие правильным, будет ли оно соответствовать нравственноэтическим нормам. И вообще, будет ли их жизнь счастливой. Ими руководили совершенно другие мысли; мысли, связанные с деньгами, потреблением и материальной жизнью, проще говоря, ими руководило недомыслие. И оно не было случайностью, а было закономерным отражением всех тех «перестроечно-революционных» изменений, что происходили в стране. И не просто происходили, а потрясали планету Земля и всю Вселенную, но не силой, не оружием, а назидательными, перестроенными догмами земных «вождей», которые не стоили и ломаного гроша.