Директор речь всем произнёс:
«Смотрите, быстро он подрос,
Он сын отца войны героя!»,
Все аплодировали, стоя.
Учитель встал возле меня,
Кричит: «А школа-то − моя!
Ильич в руках его светился,
Как быстро он переменился».
Все дружно лозунги кричали,
Меня, малого, обнимали,
И только самый добрый повар,
Всё понимал про этот сговор.
Все покричали, разошлись,
На завтрак дети собрались,
С утра неважный аппетит,
Душа у повара болит.
Перед уроками − линейка,
На Жоре нашем тюбетейка,
Стоят ребята, чуть дыша,
В груди колотится душа.
«Да, выходи уж к детворе, —
Кричит директор в рупор мне, —
Да, выходи уже скорей,
Ты наш герой, наш Прометей».
Я медленно к нему шагаю,
Сам от волнения зеваю,
Со всех сторон летит «ура»,
Поймали демона вчера.
Стоял и слушал я народ,
Вот старший пионер поёт,
Стихи читает первоклашка,
Красивая на ней рубашка.
Наш Жора с грязною метлой
Всем рассказал, как ночью той
Враг подошёл к нашей границе,
Теперь сидит в сырой темнице.
Учитель речь опять толкает,
Себя и школу прославляет,
В руках его кремень, Ильич,
Ты тоже, как и он, москвич.
Учитель галстук притащил,
Ему директор: «Кто просил?
Над ним сияет Бога Крест,
Не вписан он в наш манифест».
Учитель галстук в руки взял,
Поднёс к лицу и весь измял,
Как будто носовой платок,
Опять, Ильич, в тебя плевок.
Опять кричит учитель, стоя:
«Вы посмотрите на героя,
Огромный в нём потенциал», —
И затянул «Интернационал».
Все дружно расходиться стали,
Мои ко мне все подбежали,
И быстрой шумною толпой
Ввалились в класс, почти родной.
Учитель, радостный такой:
«Урок сегодня не простой,
Мы чествовать должны героя.
Опять аплодисменты, стоя.
Вступай на центр наш герой,
Скажи, как ночью тёмной той
Не допустил врага в наш класс,
Не подложил он нам фугас».
«Что говорить вам, я не знаю,
Я мал, ещё не догоняю,
Не понимаю, что и где…
Не бросил школу я в беде.
Помог мне Жорик и Добряк,
Дубовой двери наш косяк,
Помог замок, помог затвор,
В ловушке оказался вор».
Учитель смотрит на меня:
«А где заслуга тут моя,
А где заслуга коллектива,
Или партийного актива?
На подвиг вдохновил Ильич,
Ему бы выдумал ты спич,
Он наш партийный идеал,
Вот кто на подвиг нас послал».
Учитель вновь ко мне проник:
«Да я ведь старый фронтовик,
Ходил в разведку в тыл врага,
Матёрого брал языка.
Все в бой идут, а я бегу,
Все водку пьют, а я не пью,
Бойцы устали, спят в окопе,
Я сон их охраняю в дзоте.
Я всю войну провоевал,
Снаряд здоровье подорвал,
Я всю войну провёл в дороге,
Оставил роспись на Рейхстаге».
И дети слушали урок,
Пока не прозвенел звонок.
В душе своей перекрестился,
За парту сев, расположился.
Когда все вышли в коридор,
С учителем вновь разговор.
Ильич в портрете удивился:
«Да ты, учитель, отличился!
Ты вспомни сорок первый год,
В Узбекистан большой поход,
В последнем ты сидел обозе,
Как муха гадкая в навозе.
Бежал ваш род, что было сил,
Обоз вас еле разместил,
Да ты, учитель, рассмешил,
Как на фашистов ты ходил.
Ты всем кричишь, что фронтовик,
Но крыса ты, ты тыловик,
Погрязли вы в войну в тушёнке,
Паршивые твои глазёнки».
«Ты что, Ильич, гад, говоришь,
Перед героем ты висишь,
Бандит не спёр с тобой портрет», —
Сказал учитель комплимент.
Ильич наш дальше продолжал:
«Как, ты в войну всех поддержал,
Все в бой идут, а он их ждёт,
Все водку пьют, а он не пьет.
Поставил роспись на Рейхстаге,
Как литр взял в универмаге,
Ты наш убогий фронтовик,
Тебе везет, звонок звенит».
Тут дети снова в класс зашли,
Стоит учитель у доски,
Счастливый взгляд, прям, как свеча,
