– На что согласна?
– Защекочу сейчас…
– Всё-всё. Отвечу после того, как расскажешь. Давай. Мне жутко интересно. Как?
– Лиса ты блондинистая. Что как?
– Как бабушка Мотя сумела заработать кучу бабла? Выходит, ты, вдобавок ко всем недостаткам, ещё и выгодный жених?
– Это с чего вдруг недостаткам? Вот ты штучка. Все белобрысые такие кокетливо-лукавые? – говорил он и снова наблюдал за переменами выражения её лица.
– Кто это лукавый? Кто это лукавый? – играючи возмущалась она.
– Видишь ли, – словно не обращая внимания на её последние слова, улыбнувшись про себя тому, как она пропустила мимо ушей то, что она кокетливая, продолжал Артём, – это мои родичи богатые, вернее, как они говорят, приличные люди. Не спорю, молодцы. Любят друг друга, не у всех получается, кстати. Только я сам по себе. Потому и в технический пошёл: туда на бюджет легче поступить было. Они как начали изобретать мне жизнь мою будущую, ну чтобы я папино дело стал продолжать, – так ску-у-учно стало. Если честно, жутко тоскливо же под папиным присмотром. Да пофиг мне его дело, пусть сам и ковыряется с ним. Пошло оно.
– Что за бизнес-то? – не удержалась Диана.
– Не всё сразу. Мы на бабушку договаривались, дальше твой ход, ты будешь рассказывать, о чём я попрошу. И да, блин, – продолжал он, – пусть сами со своим делом носятся. Я пас. Живу отдельно со второго курса. Работаю в ресторане, учусь на бюджете. Такой я, девочка моя. Какой есть. Притом весь твой.
Диана молча слушала, как он возмущался и не хотел заботы родителей, решив, что потом расскажет о том, что полностью на обеспечении родителей. Что о работе до окончания университета и не задумывалась даже.
Артём продолжил посвящать её в историю своей бабушки Моти Пенгаловой, в девичестве Носковой.
После переезда с Акимом Спиридонычем в Москву она стала работать в московской поликлинике участковым терапевтом. Шёл пятьдесят девятый год. Ещё в декрете новоиспечённая москвичка стала широко известной в узких кругах узнавательницей пола будущего ребёнка. Предсказывала за деньги. Секрет успеха был такой. Когда к ней приходила женщина, разумеется, по рекомендации, бабушка говорила: «У вас будет мальчик». Если рождался мальчик, то и прекрасно, а коли девочка, деньги она возвращала, таков и уговор был. По существу, действительно чаще угадывала, чем нет. Откуда знала, сама не ведала. Так внуку честно и призналась. Девочек тоже видела, только реже. Говорила, что девочки – более таинственные существа, их труднее почувствовать. Посему репутация её чиста, как родниковая вода. Все доверчивые мамочки были благодарны. Денег брала не то чтобы совсем уж символически, и тем не менее немного, особенно поначалу. Позже, впрочем, тариф её вырос, однако незначительно. Дедушка, когда прознал, сперва думал сердиться, да она ему осторожно объяснила, дескать, никакого мошенничества или надувательства ни в коей мере не было, всё добровольно и по-честному. Аким Спиридоныч и успокоился, приговаривая: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не забеременело, ой, лишь бы не плакало», – второго они не хотели.
Артём посмотрел на девушку:
– Знаешь, а ведь моей маме бабушка Мотя предсказывала девочку. Она её прямо видела. До сих пор не понимает, как это так вышло, что родился я. Вот какой я особенный.
– Тёма, дедушка Спиридоныч или Спиридонович?
– Дались тебе эти отчества. Да, Спиридоныч. Помнишь плач Ярославны? Она же Ольга Ярославна. Вот и у нас Спиридоныч, Акимыч.
