Надана - страница 17



Что ж, я опять отвлёкся… Галя и Петя, я понял это очень скоро, неслучайно встретили друг друга в эвенкийской тайге. Они, несмотря на разность, были чем-то неуловимо похожи. Своей страстностью, чистотой, искренностью. И, конечно, между ними не могло не возникнуть сильных чувств. Это было заметно всем и сразу.

Но всё было непросто. Не прошло и недели, как Петя начал странно себя вести. Замкнулся, стал надолго уходил в лес, ни о чём не рассказывал, хотя я и так и сяк пытался к нему подобраться. Думал, что он так переживает нагрянувшую влюблённость в Галю. Однажды вечером мы сидели у костра, попивая чай из кружек, один из товарищей пел песню собственного сочинения, и было в этом что-то, царапающее душу.

Много дорог прошли мы

По голубой планете,

Сколько еще осталось

В жизни пройти дорог?

Сядем к костру, ребята,

И помолчим немного,

И расцветут легенды

Прямо у наших ног.[1]

Петя вдруг, не докурив сигарету, бросил её в огонь, подскочил и рванул куда-то в лес, словно за ним гнался сам дьявол. Я насторожился, ведь он нарушил одно из главных правил тайги – не отлучаться в темноте от лагеря. Пришлось догнать его, хотя я чувствовал, что ему хочется побыть одному.

– Стёпа, я не могу так больше! – Он едва сдерживал слёзы. – Она приходит ко мне каждую ночь.

– Галя?

– О чём ты? – Он перестал плакать и начал смеяться. Дико, несуразно. – Галя? Если бы! Моя мать. Мать, которую я никогда не знал. Она бросила меня в роддоме, когда мне было несколько дней, я не мог её запомнить, но, видишь ли, в чём дело… Она мне снится. Здесь. Каждую ночь я вижу женщину, которая держит на руках туго спелёнутого младенца и тихо, сбиваясь на рыдания, поёт ему колыбельную. Слов не разобрать. Слова нерусские. А потом кладёт его в кроватку и уходит. Уходит в неизвестность. Я чувствую её страх, отчаяние, боль, ненависть, как будто я – это она, и эти чувства разрывают мне сердце. В то же время я осознаю, что я – это ребёнок, которого она держала на руках и который оказался совершенно один в этом мире. Я оказался один. Один навсегда. До самой смерти.

Он был в горячке, почти бредил. Прислонился спиной к сосне, снова заплакал. Что я мог сделать? У меня язык прилип к нёбу. Я решил, что Петя сошёл с ума. Мне было жаль его и одновременно стыдно.

В этот момент около нас появилась Галя. Я даже вздрогнул от неожиданности. Она, конечно, слышала, что он говорил. Молча взяла его за руку и повела в сторону лагеря. И он, забыв обо мне, последовал за ней, как ягнёнок на заклание. Не знаю, что такого сказала и сделала Галя в ту ночь, но больше они не расставались. Почти до самого конца экспедиции.

Наверное, я ревновал к этой Гале. Она настолько обворожила его, что он полностью принял её сторону. Нет, версию о крушении космического корабля Петя по-прежнему отвергал, но больше не высмеивал её далёкие от науки взгляды. Он говорил, в те короткие моменты, когда мы ещё общались, что Галя обладает удивительной интуицией и мифологическим мышлением. Что бы это ни значило, он восхищался ею, был благодарен и, конечно, по уши влюблён.

Большую часть времени они проводили вместе: ходили на изыскания, копали землю, брали пробы грунта. Галя работала наравне с мужчинами, не отходя от Пети ни на шаг. Скоро все привыкли к этой парочке и даже перестали посмеиваться. Так прошли пять недель, дело приближалось к осени, нужно было возвращаться домой.