– Мне кажется, еще лучше сделать ему вазэктомию и выложить в ваших этих социальных сетях путь его позора! Нет, если ты считаешь, что сонбэ жесток с тобой, то предлагаю умереть, и уж тогда я примусь за твою задницу. – Джихван набивал рот свининой и не мог никак сдержать бурю эмоции от глупости Джунсима. – Если бы не прекрасное барбекю из свинины высшего сорта, дал бы тебе по голове стулом и ушел. Хотя, думаю, стоит тебе пару месяцев не платить, как в гости наведаются коллекторы. И попадешь ты в манхву, где придется отрабатывать все долги телом в каком-нибудь караоке- или хост-баре. Джунсима, скажи, ты петь умеешь? Дамы за пятьдесят привыкли получать «все включено».
– Но… а как же любовь? Как мое положение в обществе? Что, если по офису пойдет слух о моей неплатежеспособности? – продолжал сокрушаться Джунсим по поводу своего положения. Он сидел, покачиваясь. Еще немного – и он упадет головой в гриль. – Почему любовь не может быть бесплатной? Почему она стоит двенадцать миллионов вон?
– Двенадцать миллионов вон?! Да в мое время за корову люди убивали друг друга! Нет, приятель, бросай этого умалишенного и иди домой, иначе вас кто-то увидит вместе и о тебе пойдут слухи, – обратился Джихван к его сонбэ, имя которого не помнил, махнул палочками и левой рукой прикрыл себе глаза, не в силах смотреть на Джунсима.
– Цена любви – тысяча триста пятьдесят вон, как цена поездки на метро до любимой, а вот туфли от «Маноло Бланик» – это уже слишком. Поговори с ней, иначе к концу квартала придется записывать тебя на трансплантацию органов. – Собеседник продолжал есть, пока Джунсим размазывал слезы и сопли по лицу.
– Неважно! Все неважно! Она уже забрала мое сердце! Я погиб.
– В театр пойти не думал? – спросил Джихван и отпил соджу из стакана Джунсима.
На протяжении часа Джихван сидел в кафе барбекю и слушал разговор двух людей. Конечно же, они не видели его. Он, как и полагалось жнецам, надеялся на защиту начальства, которая заключалась в стирании или замещении памяти. К примеру, он своровал у Джунсима палочки, а тот подумал, что потерял их. Также придурок, возомнивший себя чеболем [10], постоянно поглядывал на исчезающее мясо на гриле, думая, будто съел его. Джихван не испытывал угрызений совести. Джунсим потратил на девушку двенадцать миллионов вон, потратится и на мясо. Жнец отпил соджу, скучая по возможности опьянеть. Вкус он продолжал чувствовать, а вот такие приятные мелочи, как алкогольное опьянение, – нет.
Коллеги Джихвана часто такими «шутками» разбавляли монотонные будни. Поначалу он считал это настоящей глупостью. Все равно смертные не видели их, не чувствовали их и, соответственно, не могли отвечать на их игры. Так он думал, пока не заскучал. Когда ты можешь отправиться в любую точку мира, лишь пожелав этого, становится скучно примерно через пару лет. А вот подшучивать над смертными ему никогда не надоедало. Сворованные палочки у Джунсима заставили его подозвать официантку и попросить новые. Иногда, когда кто-то слишком выделывался или нагло врал собеседнику, Джихван подсыпал соль в еду, связывал шнурки или скидывал столовые приборы, пока у тех не случался припадок от злости. Жнецам дозволялось делать все что угодно, если это никак не влияло на жизненный путь конкретного человека. Джихван вообще предполагал, что «сверху» их ограничивали незаметно. Тебе не выскакивало предупреждение или нечто подобное, ты просто не хотел делать те или иные вещи. Удобно. Это позволяло не контролировать себя.
