Как мы понимаем – их много. Татами
всё обтанцовано сотней борцовок,
пускай мы на них мастера подтанцовок,
но есть между ними такие, в которых,
напротив, совсем не нуждаемся в форах.
В искусстве дружить и протягивать руку.
В искусстве всегда предложить раскладуху.
Всегда на себе свои метры таскать.
На выездах ночью друг с другом болтать.
Искусство дружить очень часто в общаге
родится. Подобно охотничьей тяге
слетаемся мы, заплетаемся в гнёзда,
порою общага – наркотик и воздух!
У дружбы коренья не менее древни,
чем сам человек, человечии тренья.
Не меньше любви и порой состраданья.
Дружба – и труд, и упёртость старанья…
И в дружбе, как, впрочем, должны постараться
чего-то достигнув, примером остаться!
Искусство рождается в общежитьях,
промеж батарейных чугуннолитий,
где клоны-кровати, столы п-образно
зигзачат по стенам. Где слово «заразно»
отсутствует, дабы не портились нервы.
Где самый любимый этаж – это первый,
на нём даже в зиму не заперты окна,
и если под утро «усталый» настолько,
что нету и сил, пробираясь сквозь зиму,
ты скажешь: «Сим – сим», и подобно «сим—симу»
откроется пасть застеклённой пещеры,
в неё заберёмся. Сквозь двери-фанеры
пускай комендант упивается пеньем
(у викингов всё так – немного с хрипеньем).
Левкасные доски! Рябиновый полдник!
Ну вот ты и в силах, отчаянный сотник.
Вся сотня проблем за твоею спиною,
ты их, как детей бережёшь. С головою
уходишь под книги; бутылку ром колы
раздавишь под Моцарта… и в протоколы.
История дружбы имеет свой опыт,
но он не в альбомах, он в сердце, и стропы
его оплетают и душу, и руки
похлеще любой, из альбомных, науки.
Поэт сочинил нашу дружбу на почве
искусства, общаги, планшетов, и прочих
почти что мизерных отрезков детальных.
Мы близкими стали из ранее дальних.
И малостей этих пять лет сосложенье —
мне краше всех прочих искусств сбереженье.
