– Ну наконец-то! – всплескивает руками – чересчур эмоциональная. – У тебя ведь есть официальный костюм? Хотя о чём это я, само собой есть... Тебе нужно подобрать что-то бардовое, чтобы соблюдалась цветовая гамма, это ведь тоже немаловажно...
– Остановись, женщина, – закатывает глаза отец. – Он ведь понятия не имеет, о чём ты говоришь.
С этим у родительницы всегда были проблемы – рассказывать о чём-то опустив самое главное, потому что все должны быть в теме по умолчанию...
– Ох, и действительно, – хмурится мама. – Сегодня устраивается благотворительный приём по сбору средств для одного из детских домов, которые мы курируем уже пару лет. Вообще-то, обычно мы ведём его сами – как основатели – но сегодня к нам присоединяться и наши, так сказать, партнёры из «Невады», которые поддержали акцию в прошлом году.
Что-то такое я действительно откапываю на задворках памяти – отец вскользь упоминал об этом осенью прошлого года, но я благополучно пропустил это мимо ушей, потому что конкретно здесь от меня ничего не зависело, а потому не интересовало.
– Опусти эти малозначимые подробности и скажи, каким боком в эту формулу вписываюсь я, – озадаченно хмурюсь.
Мать только закатывает глаза.
– На сегодняшнем вечере будет присутствовать вся семья Авериных, поэтому нам следует поступить так же.
Воображение тут же подкинуло мне общие очертания светского раута, на котором каждый попытается доказать, что он «круче».
– Я пас, – фыркаю в ответ. – До сегодняшнего дня моё присутствие на подобных вечерах ни разу не требовалось – думаю, вы и без меня прекрасно справитесь.
– Мы выступаем спонсорами вечера наравне с «Невадой», поэтому должны явиться в полном составе, – убеждает отец. – Я никогда не просил тебя ни о чём подобном за всё время существования нашей турфирмы, а сейчас прошу, сын.
Это заставляет меня чувствовать себя последней сволочью.
В конце концов, что плохого случится, если я пару часов потусуюсь среди таких же снобов, каким все считали и меня?
– Хорошо, – киваю, заранее приготовившись весь вечер строить из себя невозмутимость.
Главное, не утухнуть от скуки.
– Вот и ладненько, – сияет мать. – Осталось только подобрать тебе что-то в одной цветовой гамме с нами.
– Это ещё зачем?
Неужели нельзя просто прийти, сделать доброе дело и свалить? Зачем нужны все эти детские причуды с «общим цветом»? Это ведь обычный приём, где соберутся люди, привыкшие к наигранным улыбкам и показушному добродушию, которым эти «сливки общества» прикрывают своё лицемерие и меркантильность, словно ширмой...
Мать цокает.
– Что бы ты в этом понимал... Каждая семья будет в своей палитре – у нас это будет бардовый.
У меня вырывается смешок, потому что в моём гардеробе вещей такого цвета даже близко не было.
Хотя...
– Будет тебе бардовый, – криво ухмыляюсь родителям, отчего мать подозрительно щурится.
Вообще я по жизни терпеть не могу яркие цвета и всякие новомодные принты в одежде; если открыть мой шкаф, то глаза ожидаемо разбегутся от обилия чёрных, тёмно-синих и серых цветов с перемежающимися оттенками. И в этом мрачном царстве было всего два светлых пятна: мой белый костюм, купленный на венчание родителей два года назад, и в который я при желании мог бы втиснуться и сегодня, если б не дурацкое условие; и бардовая рубашка, которую на прошлый день рождения подарил Лёха – со словами «Твоя одежда навевает такую тоску, что энергетические вампиры подохли бы от голода». Фыркаю, потому что понятия не имею, как Шастинский умудрился подарить мне именно ту вещь, которая понадобилась мне через год.
