В свободное от работы время я гуляла по окрестностям деревни, читала хорошие книги и продолжала мечтать о чем-то несбыточном, с грустью возвращаясь к окружающей действительности. У Филдинга я узнала, что счастье заключается в жизнерадостном, живущем надеждами темпераменте. Такая трактовка счастья мне вполне подходила.
Свежий воздух и деревенское молоко пошли мне на пользу. Из выжатой, как лимон, дипломницы я вновь превратилась в свежую девушку с нежным румянцем на щеках. Каждые выходные я приезжала домой, чтобы не отказать себе в удовольствии принять ванну. Из ванны я выходила новым человеком и разглядывала себя в зеркале. Оно отражало не только черты слегка удлинённого лица в обрамлении тёмно-русых волос, но и жизнь, которая возвращалась к этому лицу.
– Хороша, – сказала мама, глядя на меня с удовольствием. Природа и деревенская тишь исцеляли мою душу и тело, постепенно затягивались сердечные раны.
– Ну как дела, рассказывайте, – произнёс отчим, наливая всем по чарке своего фирменного напитка «Сам жанэ, сам пье»
– Мы сейчас в Санкт-Петербурге. Я продала дом, собираюсь в Шотландию на заработки. Илья поступил в институт, Рита – в колледж после 9-го класса.
– Я бы тоже поехала, – мечтательно протянула Клара. – За границей такой нос, как у тебя, котируется. Я желаю тебе найти, наконец, свою половинку. Знаешь, я представляю палисадник и рядом с тобой мужчину среднего роста с бородой.
– Почему именно с бородой? – усмехнулась я.
Затем опять стали мусолить тему развода и отношений отчима с мамой.
– А может, ещё и сошлись бы – рассуждала Клара, осуждая поведение моей матери накануне развода.
– Вы-то, наверное, его точно не упустили бы, – вставила я.
– Не-е-ет! К мужчине подход нужен, – погладила она Зиновия, который расцвёл от удовольствия.
– Зюнечка, – произнесла нараспев Клара. И Зюнечка послушно ушел мыть посуду. Такое было просто невозможно представить в прежней его жизни с мамой. Я шелохнулась помочь, но Клара остановила меня:
– Не надо, он имеет за это премиальные. – Это был мастер – класс от Клары. Искусство, которого я абсолютно лишена.
Тема разговора начинала набивать оскомину, и Анна ушла на кухню за отцом. Она по-прежнему любила отца и льнула к нему, хотя ей было непросто. Между ней и Кларой несколько лет тому назад пробежала чёрная кошка. Чем-то Аня не угодила мачехе, какой-то пустяк, и своенравная Клара свела к минимуму общение отца с дочерью, а заодно и с внучками.
Мы с Кларой остались одни.
– Мой муж говорит, что я лакомый кусочек. Ну, сравни меня и свою мать, – произнесла Клара и любовно положила руку на свой пышный бюст. Я задохнулась от пошлости. Как ни в чем не бывало, Клара продолжала, но уже об Анне:
– Она сама виновата. Обещала и не сделала. Как так можно? – Уже потом я узнала, что всему виной оказался какой-то антиалкогольный чай, который Анне не удалось передать для пьющего зятя Клары. Я слушала и поражалась, как легко найти повод, если нужно сделать из мухи слона. Потом Клара долго перечисляла все, чем ей обязана Анна и родственники Зиновия. При этом она все время повторяла:
– Моя мама всегда учила меня – в тебя – камнем, а ты – хлебом. Надо отдать Кларе должное – она так и поступала. Что за женщина! Шкура на ней горит, – сказала бы мама. У меня Клара вызывала противоречивые чувства. С одной стороны, я понимала Зиновия – она очаровывала и завлекала, какому мужчине это не понравится. С другой стороны, мне в ней претили слишком откровенные эротические, мягко говоря, порывы и деспотический нрав – её мнение было безоговорочным, правота бесспорной.
