Гроб вынесли на улицу, и началось прощание для тех, кто не мог поехать на кладбище. Я смотрела на неузнаваемые знакомые лица. Вот оно, процветающее когда-то, офицерское общество. Многих уже нет в живых.
Ничто не предвещало такой внезапной смерти тёти Киры. Две недели назад у нее гостили мама и ещё одна сестра Варя, которая жила в Самаре. Как водится, они веселились от души, пели, танцевали. Тётя Кира кричала мне в телефонную трубку:
– Светка, что ты сделала? Продать дом и уехать в никуда! Боже, Боже – скитаться по квартирам! – переживала она, – И что там за границей будет?!
На поминки пришли несколько ветеранов Великой Отечественной войны, которые давно знали семью Степаненко. Произносились речи. Было грустно.
Встала и подняла бокал лучшая подруга тёти Киры.
– Ушла Михайловна на постоянное место жительства. Теперь ей, наверное, хорошо. Она была весёлой и неунывающей. Поэтому самой лучшей памятью будут хорошие и светлые воспоминания о ней, и никаких слез.
Каждый, кто хотел, брал слово и делился своими воспоминаниями о тёте Кире. Я слушала и в очередной раз удивлялась, какой она была необыкновенно доброй и как её любили совершенно незнакомые мне люди.
Дома было продолжение поминок. Пришли друзья и соседи из тех, кто не смог поехать на кладбище.
Дядя Петя на глазах впадал в детство. Он подошёл с тарелкой к портрету.
– Мамочка моя, поешь, – говорил он жалостно.
За столом разговоры постепенно перешли в более практическую сторону, и я вышла на балкон. Ко мне присоединилась Аня.
– Вот и нет больше нашей тети Киры, – тихо сказала она.
Мы смотрели на двор и молчали. Мой двор. Здесь витает дух моей первой любви. С тех пор деревья выросли и закрыли кронами площадку, по которой возил меня на велосипеде Колька. Я перегнулась через перила балкона и взглянула на лавочку. На месте.
Мы тогда смеялись, говорили ни о чём. Я уже могла смотреть на Вадима, не отводя глаз, и это был большой шаг вперёд. А взгляд его притягивал и завораживал. В нём читалось то, что нельзя было доверить словам. В школе я не могла видеть его, когда хотелось, поэтому каждое такое мгновение становилась для меня праздником. На лавочку я смотрела с нежностью, она стала для меня символом.
Осень выдалась тёплая и ласковая. Теперь Вадим учился тоже в первую смену. По утрам наша компания как по команде выходила из домов и шла в школу. Иногда к нам присоединялась одноклассница Лариска, и тогда вокруг нас с Вадимом носились недвусмысленные шутки, а мы, как два полюса в облаках, шли и улыбались. Нам по-прежнему нужны были посредники, без них мы были беспомощны. Когда я лежала в больнице, Вадим загадочно спросил у девчонок:
– А где ваша четвёртая?
Было решено навестить меня, но на полпути он выскочил из автобуса. Это было к лучшему. Моё сердце не выдержало бы таких эмоций. Я придавала значение каждому его слову, взгляду. Любая мелочь могла меня ранить. Моя любовь то разрасталась до мировой трагедии, то становилась счастьем космического масштаба. Недаром я так часто смотрела на звезды, как будто там были ответы на все мои вопросы.
Так мы и ходили всегда в сопровождении кого-нибудь. Мы никогда не оставались наедине, и тем более не разговаривали. Так продолжалось год. Другие мальчишки и девчонки ссорились и мирились, а у нас никакого внешнего сдвига. Но накал страстей, который ощущался даже в воздухе, доводил меня почти до обморока.
