– Спаси и сохрани! Неужто в Панов лабиринт тебя занесло? – Бабка тяжелым, скользящим движением отвела ладони от лунообразного лица, размазав жирные румяна в папуасский боевой орнамент. – Сроду мне похожего ничего и не припомнить! Чтоб в первый-то день да в эдакое место сунуться. Мало кто и в последний отважится! Ну, нынче у нас сторож так сторож!
Может, Яромиру это всего лишь прислышалось, но в бабкином голосе явно обозначились восторженно-восхищенные переживания в оценке его, Яромира, безумного поступка. Хотя в чем именно заключалось безумство, пока инженеру было непонятно.
– Вы мне голову не морочьте! Или внятно извольте сообщить, отчего у вас тигры шляются вблизи города почем зря, или я пойду за разъяснениями в другое место! – рявкнул на бабку Яромир, в его сторону тут же обернулось множество любопытных голов, желавших ничего не пропустить из назревающего скандала.
Зрители в чайной утруждали себя напрасно. Скандала никакого не вышло. Бабка Матрена виновато потупилась, прикрыла уголком цветастого платка, для таинственности, сжавшийся в гузку рот и, склонившись к Яромиру, насколько то позволял выдающийся бюст, заговорила, словно извиняясь за причиненные неудобства перед недовольным клиентом:
– Ты уж прости, милок. Только наперед разве прознаешь? Ахметушка не по злобному умыслу, ему, чай, и в голову не пришло. Будто сыщется такой отважный, кто сейчас же по собственному хотенью станет в лабиринте на грош чудес пытать?
– Помилуйте, не пытал я никаких чудес! – возразил Яромир, но уже умеренно-пылким образом, лишнее внимание и ему было ни к чему. – Вовсе я не отважный, напрасно преувеличиваете. Скорее произошло недоразумение. Воспоминания детства, ночь, луна и все такое прочее. О чреватых последствиями опасностях я ничего совершенно не знал. Тем более, о каком-то лабиринте. Я, понимаете ли, думал, занятная выйдет прогулка, и еще – что за умалишенный посадил вместо полезных желудку растений вредные сорняки. Да притом, аккуратно посадил!
– Это, милый мой, все равно. По знанию там али по незнанию. Однако ни единый служивый из наших сторожей, по доброй воле любопытствуя, в Панов лабиринт не лазил. Туда и по принуждению хоть за миллион червонцев охотников войти днем с огнем не найдешь, – отказалась согласиться с интеллигентными отговорками бабка Матрена, тем самым как бы настаивая на прежней версии героической трактовки Яромирова похода в «лопухи». – Даже Ахметушка без «лукавой грамоты» ни ногой! – Бабка ткнула коротким пальцем в барабан, мирно покоившийся на коленях изумленного инженера.
Выходит, «лукавая грамота»! А он-то, дурень, полагал – обычный барабан! Яромир нехорошо и несладко усмехнулся. Вернее будет определить, злобно ощерился. Инженера, говоря иносказательно, вдруг переклинило. Загадки, некоторые опасные смертельно, уже порядком измотали его и теперь привели в настоящую ярость, словно взбесившиеся собаки загнанного в осаду на дерево шипящего в отчаянии кота. Яромир поднялся со стула, очень нарочным и очень медленным жестом стянул с себя гарусную перевязь, что было силы шваркнул клятый барабан – или как там его? – о землю, то бишь о поддельный паркетный пол. Плюнул сверху, промахнулся, тогда наподдал по инструменту в мах ногой, будто атакующий футболист Шевченко по решающему мячу, матюкнулся и выбежал на холодную улицу, подальше прочь от чайной «Эрмитаж».
