Пошел куда глаза глядят. Наобум, бормоча под нос сквернословные тирады, впрочем вполголоса. За ним следом поспешала бабка Матрена, как и была, в открытом бальном платье, прижимала к сердцу оскверненный барабан, ласково уговаривала не дурить и «окочуматься мозгой», юбка ее, чересчур длинная для уличных прогулок, подметала мостовую почище дворницкой метлы. Сыпались каскадом блестки, трепались и рвались ажурные черные кружева, прозрачные и тонкие, как бы оставляя позади след из крошек к пряничному домику. Под тяжестью торопливых шагов обоих, убегавшего и догонявшей, нежно хрустела ночная изморозь, ломалась с треском слюдяная наледь поверх мелких вчерашних лужиц.
– Пойдем, пойдем домой, милок! Уважь старуху, не дури! – Бабка Матрена, не без усилий нагнав прыткого в гневе инженера, теперь пристроилась и шла в ногу рядом беглецом. – А дома Нюрка моя уж пирогов напекла! Водочка домашняя до чего хороша! С устатку-то. Выпей вволю да почивай!
– Никуда я не пойду! – единственно отвечал на все ее призывы Яромир, противоречивые чувства жалости к самому себе и негодования на окружающий обманный мир бурлили в нем, будто крутой кипяток в паровом котле.
Неведомо как вышло, но подсознательно дорога привела его на знакомый порог белого кирпичного домика Матрены, в чем инженер отдал себе отчет, уже стоя на ступенях застекленной веранды. Яромиру по непонятной причине вдруг стало невыносимо стыдно, он кротко сказал:
– Я только за вещами, и сразу уйду, – и посмотрел в сторону, стесняясь бабкиного сострадательного взгляда.
– Зачем же сразу, милок? Поживи день-другой, может, еще стерпится, коли не слюбится, – предложила Матрена, незаметно подталкивая удрученного и растерявшего воинственный пыл постояльца дальше в тепло комнат.
– Все равно. Завтра, то есть сегодня, ни на какой завод я сторожить не пойду. Оттого, что не намерен более, – предупредил инженер, войдя внутрь.
– И не надо! Какое же нынче сторожение? Ведь, чай, на дворе суббота. Стало быть, до понедельного дня тебе выйдет роздых. – Бабка, заприметив краем хитрого глаза непроизвольное удивленное выражение на лице Яромира, поспешила объяснить: – А ты думал? Пятидневка, все согласно трудовому кодексу. Мы не капиталистические рабовладельцы, мы… э-э, как бишь его? Стихийные материалисты!
– Кто-кто?! – Яромир от беспредельного внезапного замешательства позабыл даже давешнюю обиду на каверзный город Дорог. – В смысле?.. То есть, что за ахинею вы несете? И что значит: стихийные материалисты?
– То и значит. Союз труда и капитала. На свободно-договорной основе. С уважением со стороны работодателя к наемной рабочей силе, – четко выговорила бабка Матрена, видно, давным-давно наизусть заученный текст.
Яромир определенно пришел к выводу, что бабка произносила подобную речь не единожды перед ним, возможно, Матрене случалось просвещать в марксистско-анархических терминах многих сторожей и до Яромира. Все же он спросил:
– С трудом и капиталом понятно. Только при чем тут стихийность?
– Как же? – удивилась бабка. – А плановая экономика? Ее отрицание есть спонтанное производство согласно нуждам населения! – Матрена торжествующе посмотрела на придирчивого и непонятливого гостя, было очевидно: никаких иных ответов Яромир более от нее не добьется. У бабки истощился совершенно ресурс вызубренных накрепко идейно-пропагандистских лозунгов.
– Н-да! Это кирпичный завод, что ли, удовлетворяет нужды населения? Согласно спросу? – все же счел нужным уточнить не без тайного сарказма инженер.
