Нам больше нравится ночь - страница 15

– Мне идти?

Последовал кивок – так могла бы кивнуть статуя на главной городской площади, которую по нелогичной фантазии муниципалитета водрузили без постамента прямо на асфальте.

Кира неторопливо пошла по коридору. Её окликнул голос, до того не похожий на голос завуча, что она не сразу обернулась.

– Что вас напугало? – Мягко спросила Анна Станиславовна.

Кира проглотила камешек в горле.

– Софье Михайловне нужен журнал. Она рассердится на меня.

Анна Станиславовна еле заметно усмехнулась – ужо я тебя с твоей Софьей Михайловной, которая ненамного старше тебя, маленькая противная гусеница. Она отослала девочку движением руки и даже не посмотрела вслед. Детские ноги протопали по коридору, хлопнула дверь, вырвался голос, говорящий: «Нет, учебники пока не открывайте…»

Слух у старухи был лучше, чем могла себе вообразить даже, скажем, Лиза. Она постояла возле учительской и протянула длинные, чуть скрюченные пальцы к вычурной ручке. Вот девчонка и наказана, сказала она себе. Но тотчас лицо её помрачнело.

Что, чёрт подери, она там…

Бывшая фрейлина умела выражаться наедине с собою так, что, пожалуй, не по зубкам никому из вверенного ей женственного легиона, даже убеждённым в собственной циничности девятиклассницам. Надо, кстати, подумать об отдельном входе для них. Соседство с ними дурно действует на девочек из среднего звена – следует поберечь их от преждевременных поступков и мыслей. Они задумываются…

Войдя в учительскую, она поняла, что следует признаться себе ещё в одном поступке – она охотно задержалась из-за девочки, чтобы оттянуть размышления, на которые наводила беседа с Лизкой. Что ж, вот и тебе, старая дура, сказал кто-то прямо в голове. Она взглянула на портрет основательницы гимназии. Интересно, кто принёс его тогда?

Она не стала доискиваться, расспрашивать… ведь, в конце-то концов, это ей надлежало сберечь память о хозяйке.

Давненько я тебя не видала, сказала она портрету.

Светлые тихие глаза согласились – давненько.

Потом она села на диван и принялась смотреть на печку, подперев сильный подбородок костлявой кистью, затянутой почти до кончиков пальцев в манжет с аккуратно пришитым, ежедневно свежим кружевом.

Проходя по коридору, Кира увидела, что в соседнем классе открыта дверь и вспомнила, что географичка Сюзанна Сигизмундовна всегда страдает от духоты. Раздалось крещендо:

– Кто дежурный?

Послышался лёгкий шум и звук отодвигаемого стула.

– Фамилия.

Чуточку развязный девичий голосок почтительно проблеял:

– Ряженых, Сюзанна Сигизмундовна.

– Два в журнал. – Как во сне отозвался голос. – Дневник в конце урока.

Стало очень тихо. Стул снова стукнул, немного громче, чем прежде – Лена Ряженых не вполне владела своими чувствами.

Наверное, опять карту криво повесила, подумала Кира. Шмыгнув мимо приотворённой двери, она тишком заглянула – над столом висела гигантская чёрная букля волос, одна из двух, служивших неизменным украшением и главной приметой Сюзанны Сигизмундовны. Затаив дыхание и с силой прижимая к себе журнал, будто его кто-то вытягивал у неё из рук, Кира задержалась у двери. Из своей засады она увидала окостеневшие профили передних девочек из параллельного класса и кусок доски – на нём, и вправду, висела несколько наискось карта мира.

Букля над столом пришла в движение, и Кире грозило узреть парное украшение. Она деловито затопала мимо, посмеиваясь про себя. Чуть-чуть и Букли бы словили её за неприглядным занятием. Этого не доставало. Кажется, за несколько минут этого утра она ухитрилась испортить себе репутацию так, как не вышло у Ленки Ряженых за все шесть лет обучения. А это что-нибудь да значит, сказала себе Кира с недетской улыбкой.