Народ на войне - страница 21
Я прошел вперед, не заметил, как отделился… Подходит немец, да вот так и подходит, мерным шагом… А я и забыл, что бить нужно, встал, жду… Очень важно идет… Подошел, взял меня за грудь и на себя зачем-то тянет…
Оба мы одурели… Тут я, как почуял железо на его груди, холодное что-то, так первый в себя пришел и кулаками его обоими промеж глаз. Он сел, а я тогда винтовку поднял да его прикладом по тому же месту… Лица не видно, что крови… А что делать дальше, не знаю. Вот не знаю, что делать, коль ребят своих кругом нет. Не стоять же коло него!.. Каску с него подобрал, свалилась, да назад… Свою часть уж не нашел. Вот тебе и подвиг…
Смешно немцы говорят – гав, гав. Хуже нашего. А народ умный, грамотный. Хоть пьют, однако без буйства. Только сердцем противу русского – ку-уды! Не отходчивы. Нашему немец башку проломит – так и то дружок; а у него мизинчик сыми, три дня потом привыкает – никак не простит. Обидчив.
Я с какой угодно нацией разговорюсь. Я ему головой – «здравствуй», значит. Ну и руку. Ладно, знакомы. А после ему хлеба в руку, папироску в зубы. За руку возьму – рядком посажу. Тут дружба, тут всякий разговор. А все равно, что немец, что француз.
А у нас теперь все немца хвалят. По-нашему теперь, что немец, что ученый мудрец – все едино… А все с того началось, что сами больно глупы оказались… Вот уж верно, что – молодец посередь овец, а противу молодца – сам овца…
Немецкий царь до нас рать свою спосылать задумал. Собрал старого да малого, глупого да бывалого, хилого да здравого, робкого да бравого: «Идите, люди немецкие, на Русь великую; воюйте, люди немецкие, вы землю русскую; испейте, люди немецкие, вы кровь горячую; умойтесь, люди немецкие, слезами бабьими; кормитесь, люди немецкие, хлебами трудными; оденьтесь, люди немецкие, мехами теплыми; согрейтесь, люди немецкие, лесами темными».
Прицелился, пальнул, он – в землю, я к нему – не дышит. Я к ему в кобуру, за револьвертом, а там папиросы… Так верите, братцы, словно зверя ухватил, словно ожгло меня – до того жаль немца стало.
Люди – очень с лица несвойские. На голове шерсть растет, нос шлепкой, губы титьками, кожей как грех черны, и только зубы светятся.
Когда первый раз сюда пришли, нехорошо обитатели нас держали. В уме своем еще не поняли того, что русские сильнее, не додумались. Я на постое тихо-мирно у семейства жил и все старательно исполнял, чтобы никого не обидеть. И воду им таскал, и ребят нянчил. Однако волками смотрят… А второй раз – так просто смеются в глаза. Да и я уж не такой стал… С дочкой старшей любовь силком закрутил… Муж-то ее на войне, сама красивая… И очень меня потом ласкала охотно, я тогда здоровый был… Постоял, насмутьянил, детей до крови выпорол и уехал… А в третий – так ноги лижут… Знает кошка, чье сало съела… Ну да я их теперь прямо-таки презираю…
Я в его целюсь, не знаю кто, а сильно желаю, чтобы немец был. Целюсь с сучка, долго примерялся и выстрелил очень успешно… Повалился – не пикнул, и немец оказался… Здоровый как бык…