Ой, что-то не то я говорю…
– Ром, ну здесь ведь простор, свежий воздух… Ну, хочешь, привози хоть каждый день свою кикимору! Тьфу, ну ты понял, Светочку свою белобрысую.
– Не хочу, Лялька…
– Светочку не хочешь? – спрашиваю с глупой надеждой.
– Жить здесь не хочу, – отрезает Ромка.
Я собираюсь снова возразить, но мне на плечо ложится чья-то ладонь, и я оглядываюсь.
– Евочка, зайди в дом, простудишься, – голос у Анюты ласковый, а глаза заплаканные.
Только мне её не жалко. Ведь это она увозит от меня Ромку.
– Да что вы все ко мне привязались?! Захочу – совсем разденусь. Жарко мне!
Анюта пожимает плечами, и из её глаз исчезает тепло.
– Семён, мы готовы, можем ехать! – холодно говорит она, и водитель быстро утрамбовывает немногочисленные пожитки в багажное отделение.
– Ну и валите отсюда! – взрываюсь я. – Думаете, кто-нибудь оценит Вашу гордость? Да уже завтра Вам на смену явятся три десятка негордых длинноногих красавиц и станут ещё шире улыбаться. А Вы так и сдохнете в своей вонючей общаге – вся такая гордая, неприступная и никому больше не нужная!
Чья-то рука хватает меня за шиворот и тянет назад, но я ещё не всё сказала…
– Рома, не надо с ней ехать! Если ты останешься, она сама вернётся. Вот увидишь!
Но он на меня даже не смотрит и помогает своей мамаше взобраться в машину, а следом и сам скрывается в салоне. Даже не обернулся… А сильные руки уже затаскивают меня в дом. Я цепляюсь за дверную ручку…
– Вы же своему сыну жизнь портите! Что Вы способны ему дать? Да Вы просто… – папина ладонь зажимает мне рот.
– Остынь, Евлалия! – он затаскивает меня в дом. – Не заставляй меня быть грубым.
– Пап…
– Всё, я сказал! Тебе уже пятнадцать, а не пять. Пора давно научиться следить за своим языком, потому что во взрослом мире люди должны отвечать за свои слова и поступки. А моя дочь – тем более!
Я не помню, чтобы мой папа хоть когда-нибудь так со мной разговаривал. В нашем городе, да и за его пределами он имеет репутацию грозного и жесткого человека, но со мной никогда… Вот до этого момента. А всё из-за этой… О, господи, да какая разница! От меня ведь Ромка уехал! Мой любимый Ромочка…
Я молча поднимаюсь на второй этаж. Сейчас этот огромный дом кажется мне особенно пустым и одиноким. Вся прислуга проживает в отдельном небольшом доме, и им никогда не бывает скучно. Только вот мне сейчас совсем не до веселья. Смотреть на распахнутую дверь Ромкиной комнаты даже страшно. Но я захожу внутрь и прикрываю дверь. Ромка не оставил ничего, что бы могло напоминать о нём, но здесь всё ещё сохранился его запах. Я тихо ложусь на его кровать и обнимаю подушку.
Не-эт! Ну даже здесь его белобрысая курица оставила мерзкий душок своих тошнотворных духов. Я сбрасываю на пол подушку, вскакиваю с кровати и стягиваю пушистое покрывало, провонявшее этой гадиной. Вместе с покрывалом на пол улетает какая-то чёрная тряпка. Наклоняюсь, чтобы поднять – это Ромкина футболка.
Я снимаю с себя халат, рваную сорочку и надеваю футболку на обнажённое тело. Она пахнет только моим любимым мужчиной. Это моментально усмиряет мой гнев, хоть и не утешает. Папа был совершенно прав – пора начинать отвечать за свои слова и поступки. Почему ты, папочка, не сказал мне этого вчера? Или хотя бы на пару часов раньше? Я ведь всегда тебя слушаюсь…
Прежде чем погасить свет, замечаю, что недавний постоялец оставил ещё кое-что. На стене небольшое панно в виде древнего свитка – десять божьих заповедей. Я всё время смеялась над Ромкой, называя его божьей ромашкой. И над писанием этим тоже веселилась, извращая слова и понятия, а Ромка трепал меня по волосам и называл маленькой богохульницей. Это слово мне казалось самым смешным...
