Нас нет на небесах - страница 2

Совершенствуя с каждым разом своё мастерство, девушка получала ещё больше заказов, вскоре ей стали звонить уже с самого города и уговаривать связать вещь или сделать оригинальную вышивку.

Казалось, гармония поселилась здесь навсегда. Но шли годы, и всё со временем менялось.

– Надо же! Тебе уже тринадцать! Ты вырос таким высоким и сильным! Какой ты у меня красивый!

– Мам, я совсем не высокий, я обычный.

Девушка засмеялась.

– По сравнению с тем, каким ты был в младенчестве, ты высокий!

– Не помню этого. А ты скоро вернёшься домой? – грустным голосом спросил мальчик, провожая Лиору.

– Как всегда, к вечеру. Но я вернусь с тортиком, и мы обязательно отметим твой день рождения! И ещё у меня для тебя есть подарок.

– Здорово! – засмеялся мальчик.

– Надеюсь, что он тебе понравится, – ответила Лиора, обняв приемного сына.

Выйдя из дома и оставив Давиду ключи, она строго-настрого наказала, чтобы он закрылся и даже не думал открывать посторонним. Затем она мило улыбнулась и не спеша пошла по узкой тропинке.

Лиора ушла, и Давид снова загрустил. Кто бы только знал, как я мечтал его поздравить и развеселить. Давид этого точно заслуживал. Доброе сердце и благородство мальчика всегда отличали его от знакомых мне людей. Я верил в его чистоту и непорочность, всегда думал, что нет лучше него никого на белом свете. Но вскоре произошли странные события, из-за которых, к сожалению, кристальная честность Давида немного изменила свой облик в моих глазах.

В этот день мальчик показался мне очень странным, всё утро после ухода Лиоры он молчал и смотрел в окно, будто кого-то дожидаясь. Но спустя некоторое время он словно ожил и, вскочив со стула, подбежал к тумбочке. Оттуда он достал лист бумаги, ручку, затем быстро принялся что-то рисовать. Обычно в это время он убегал на улицу, но сегодня он остался дома. Тогда, присев с ним рядом, я решил понаблюдать, что изобразит на бумаге юный художник. Спустя буквально минуту меня охватил невыразимый ужас. В центре чистого листа появилось изображение худощавого мужчины. Он не стоял – он висел, а точнее, был повешен. Серым тонким карандашом Давиду удалось передать даже мерзкий вид его омертвевшей кожи. Ниже немного дрожащей рукой он подписал: «Ты».

Это ещё сильнее поразило меня, ведь это оказался и вправду я. Моя память совсем испортилась, и свой образ я почти позабыл. Но то, как я висел, и этот скорчившийся силуэт я помнил хорошо.

Вдруг в тишине неожиданно раздался громкий стук в дверь. Но Давид даже и не подумал открывать, вместо этого он отбросил в сторону листок с рисунком и сел в кресло-качалку. Мальчик закрыл глаза и, медленно покачиваясь, стал бубнить что-то себе под нос.

– Открывай! – прозвучал истеричный старческий голос.

Давид не реагировал. Напротив, он только заткнул свои уши, продолжая качаться в кресле. Я не понимал, что происходит, ведь при всём желании знать, что делает мальчик днём вне этого дома, я не мог. Ничего не изменилось: с момента моей смерти какая-то сила не даёт мне покидать границы этого дома в дневное время. Только ночью я становился свободным и мог выйти через стену, дверь или окно. Но в какой бы точке я ни находился ночью, на рассвете я снова оказываюсь в этом ненавистном мне месте. Людям часто кажется, что мы, мёртвые, знаем ответы на многие вопросы, предугадываем будущее, знаем всё про прошлое, знаем что-то про пришельцев, понимаем смысл жизни. Но нет, могу любого заверить, что это точно не так. Мы знаем только то, что кем-то позволено знать, – ограниченный клочок информации. В моём случае вообще всё далеко не радужно! Много веков я провёл в этом месте, умирая от скуки и от отсутствия возможности вдохнуть настоящий воздух, ощутить материю какого-нибудь предмета или хлебнуть лишь капельку настоящей воды. Я не знаю, что такое ад или рай, я никогда не видел других мёртвых и не знаю, что будет со мной дальше. Часто мне хочется и вовсе исчезнуть, не оставив после себя даже песчинки. Я так устал от ужаса быть запертым между живыми и мертвыми, но увы, я не хозяин своей душе, снова повеситься не смогу. Мне остаётся просто наблюдать за живыми и надеяться, что когда-нибудь это всё закончится.