Я снова задумался, совсем позабыв про юношу. Но мне быстро удалось вернуть свои мысли в прежнее русло и, опомнившись, я увидел, как Давид медленно подкрался к двери. Он прислонился к ней ладонью и застыл, подобно статуе. Тогда это выглядело довольно странно, и я продолжил за ним наблюдать. Пытаясь прислушаться к звукам снаружи, юноша постарался успокоить учащенное дыхание, затем тихонько сел на корточки и, облокотившись на кирпичную стену, очень тяжело вздохнул. Его глаза медленно закрылись, и мальчик уснул.
Я смотрел на Давида несколько часов в ожидании его пробуждения. Уже стемнело, и только тогда мальчик открыл глаза. Схватившись обеими руками за голову, он медленно встал и, взглянув на место, где уснул днём, что-то внезапно вспомнил. По крайней мере мне так показалось, потому что он судорожно начал обшаривать свои карманы и успокоился только тогда, когда наконец нашел маленький зелёный камешек, ограненный словно бриллиант.
– Ты мой! – прошептал он и побежал к большому старому зеркалу, стоявшему в зале.
Он задержался возле него несколько секунд и снова проговорил:
– Почему вы не можете выбраться?
В ужасе я отскочил от зеркала. В этот момент в дом зашла Лиора с тортом и большой подарочной коробкой в руках.
– Сынок, я пришла, встречай!
Давид широко улыбнулся и, позабыв обо всем, сразу побежал к маме. Он был так счастлив её увидеть, что, даже не взглянув на подарок, крепко обнял её, простояв так больше минуты.
– Ну, ты что, даже не хочешь взглянуть на подарок? – поцеловав сына, спросила Лиора.
– Хочу, мам, просто я очень соскучился.
– Я тоже, родной мой. У тебя всё в порядке?
– Да, всё отлично!
– Ну и хорошо, а то я уже запереживала. Давай, открывай коробку скорее, – засмеялась она, немного потрепав мальчика по голове.
Давид тоже засмеялся и, наконец открыв коробку, увидел там новый костюм для восточных единоборств, шлем, перчатки и нунчаки.
– Твой тренер помог мне собрать подарок. Он сказал, что ты очень талантлив и тебя нужно обязательно развивать. Даже посоветовал для тебя военное училище.
– Да, наверное, это будет подходящим для меня направлением, хотя я пока не знаю, что будет мне интересно в будущем.
– Ты крепкий и сильный, подумай.
– Спасибо, подарок замечательный! От самой лучшей мамы, – гордо сказал он и поцеловал Лиору в щёку.
Тогда я удивился, что Давид не рассказал ничего Лиоре о том, как уснул перед дверью, о том, что нарисовал меня, о старухе, что приходила к нам, и о том, кого увидел в зеркале. Я был уверен, что он ей всё расскажет, но мальчик произошедшее утаил.
Скажу без прикрас, после того дня многое изменилось. Почти каждую ночь Давид стал разговаривать во сне. Он бубнил что-то о параллелях, какой-то бабке и камне, который нельзя потерять. Его серые рисунки с мёртвыми людьми меня приводили в ужас. Казалось, фантазии юноши не было предела, ведь смерти людей представлялись на бумаге совершенно разными, о которых иногда и подумать было страшно. А вскоре он вообще почти перестал разговаривать и иногда начал падать в обмороки. Лиору это очень беспокоило, но ни в одной больнице диагноз поставить так и не смогли. Сложно было представить, как он спроектировал и затем собрал размером с кухонный стол стеклянную конструкцию из найденных им осколков от разбитых бутылок. Тщательно выточив каждый стеклянный кусочек, он склеил что-то странное, вроде лабиринта, где перегородки были составлены по образу спиралей. И сами спирали также были собраны из расположенных параллельно друг другу, выточенных в виде прямоугольников стекляшек. Иногда Давид часами смотрел на своё творение, переставляя, как мне тогда казалось, никчемные прямоугольники из одного места в другое. И только Лиора оставалась прежней, будто не замечая, что с сыном творятся странности.
