Я встала и огляделась, снег успел засыпать землю плотным слоем, но раз есть одна могила, вероятно, существуют и другие. Через полчаса вся мокрая от работы, я очистила еще четырнадцать плит. Тут были похоронены только дети от шести до пятнадцати лет. Что же это за кладбище такое? У меня встал комок в горле. Господи, сколько невинных детей в одном месте, сколько несчастных семей! Но вокруг ни крестов, ни оград, ни одного сухого цветка, оставленного скорбящей матерью. Словно кто-то хотел забыть об этом месте. Невозможно представить, что все могилы просто бросили. С другой стороны, самому младшему сейчас было бы тридцать семь лет, может быть, многие родители уже умерли или куда-нибудь переехали. И все-таки должен же был хоть кто-нибудь остаться из родственников, чтобы навещать могилы. Картина кладбища уверяла меня в обратном, оно было давно заброшенное и никому не нужное. Я вспомнила Йоргоса, знакомого паренька, ему одиннадцать лет, как это ужасно потерять ребенка. Я присела на край гранитной плиты, слезы потекли из глаз, обжигая на холоде щеки. Никогда не думала, что смогу сидеть на кладбище и лить слезы по незнакомым детям. Своих умерших родственников я навещала раз в пять лет, а то и реже. Мария, жена хозяина таверны, оказалась права, никакого дома на этом кладбище не было. Мне в самом деле померещились эти огни ночью. Я замерзла, сидя на холодной плите, пора было возвращаться назад. По пути в гостиницу я решила сделать крюк и сходить к валуну. На это раз я заметила камень издалека.
– Привет.
Я вздрогнула и обернулась, у дерева стоял Йоргос.
– Привет, ты меня напугал.
– Извините.
– Ничего страшного. Ты опять не в школе?
– Нет.
Он печально улыбнулся и опустил глаза. На нем были те же синие брюки и грязная белая рубашка с короткими рукавами. Похоже, его семья очень бедная, если ребенок ходит без куртки в такую погоду. Похолодало еще сильнее.
– Как у тебя дела?
– Хорошо.
– А хочешь, я подарю тебе теплую куртку?
Мне было неудобно предлагать мальчику деньги и потом неизвестно, на что их могут потратить в его семье.
– Не надо, мне не холодно.
– Как не холодно, у тебя губы вон синие, бледный весь. Возьми хотя бы мой шарф.
– Спасибо, но мне правда не холодно, не волнуйтесь.
Я подумала, что парнишка может что-то знать о старом кладбище, и спросила:
– Йоргос, а ты давно живешь в деревне?
– Всю жизнь.
– Ты знаешь заброшенное кладбище на окраине деревни?
– Знаю, мои друзья там играют.
– Играют на кладбище? Им что играть больше негде?
– Нет.
– А ты что же с ними не играешь?
– Нет, они на меня злятся.
– За что?
– Я их очень подвел.
– Как подвел?
Йоргос молчал, опустив голову.
– Не хочешь об этом говорить?
Он медленно помотал головой из стороны в сторону.
– Хорошо. Скажи, а там был раньше какой-нибудь дом?
Он поднял на меня свои грустные глаза с темными кругами и тихо произнес:
– Там была школа.
– Вот как? Интересно, и где она сейчас? Снесли и устроили там кладбище?
– Ее не сносили.
– Тогда что там случилось?
– Пожар.
Он опять опустил голову и замолчал, сжав губы, лицо его побледнело еще больше. Я решила больше не мучить мальчика и ни о чем не спрашивать.
– Йоргос, мне пора идти, надеюсь, мы еще с тобой увидимся.
Он кивнул. Я повернулась и пошла в гостиницу. Какой жуткий холод сегодня, а бедный ребенок раздетый, надо, наконец, сходить к его родителям. Обернувшись, я крикнула:
– Йоргос, а как твоя фамилия?
