– Аккуратно, – сразу хватается за мой живот, чтобы он, наверное, не взорвался от чиха.
Я не успеваю ничего сказать. Не успеваю одернуть или убрать его руки. Одна из тыковок реагирует на папу. Толкается прямо ему в руку.
Домбровский приоткрывает губы, с выдохом улыбается.
– Шевелится, Саш. – Ловит взгляд. Я уже и не помню, когда он вот так широко и радостно вообще улыбался– Я чувствую, как в тебе кто-то шевелится. – И снова на живот. – Мальчик или девочка?
А что сказать? Три девочки и все от тебя. Так ты детей не хотел. Девочек тем более. Радуешься, потому что не твои и не тебе их растить и воспитывать. И у тебя девушка, Домбровский, нехорошо щупать других.
– Мне пора, – выдавливаю из себя и убираю его руки.
– Да, – откашливается, кожа на животе теряет с ним контакт, кто-то из малышек шевелится, стучится в стеночку. Призывает меня рассказать, но я не готова. Юра берет меня за руку, помогает встать и вылезти из машины.
Я не знаю, чувствует ли он это, но я крепче сжимаю его руку, опираясь. Если бы он сейчас просто меня обнял, я бы не оттолкнула даже. Так не хватает объятий, поцелуев, кого-то родного и уже знакомого рядом, что иногда сносит крышу и приходится обниматься с котом.
– Спасибо, – быстро киваю, отпускаю его руку. Хочу скорее сбежать отсюда.
– Тебя проводить?
– Не надо, я сама.
Захлопывает дверь.
– Я уточню про твой вопрос, перезвоню. – Киваю. – У тебя тот же номер? – Киваю. – Дрожь волнами пробирается под кожей. От частого дыхания голова начинает кружиться. Опять в наше прошлое окунает. А там и хорошо было, и больно.
– Пока, – все, что могу выдавить и ухожу. А Домбровский как будто уже и не опаздывает.
– Саш, – зовет по-родному в спину, я оборачиваюсь – если что-то еще надо, обращайся.
Домбровский сексуально опирается на открытую дверцу, улыбается мне. Боже, со спины, я наверное, как бегемотиха. Смешно ему.
– И что ты прям ночью привезешь селедку с апельсинами, если надо? – Его безупречность на фоне моей неуклюжести не к добру.
– Привезу, если больше некому.
Привезет он…
– А тебя отпустят?
Смотрим друг другу в глаза. Бровью ведет и не понимает.
– А кто мне запретит? – Пожимаю плечами и захожу в подъезд.
– А кто ему запретит?
Захожу в квартиру и дублирую последние слова прокурора Ахиллу. Быстро разуваюсь и иду к окну, проверяю уехал ли. Уехал. Романтика, когда ждал под окнами, чтобы помахать, прошла.
Мою руки, быстро переодеваюсь и ложусь на кровать. Устала.
Кот запрыгивает и ложится рядом.
– Хотела я ему ответить, Ахилл, но с прокурорами спорить бесполезно. – Шумно выдыхаю.
Ахилл не хочет, чтобы я раздражалась, ластится, трется об меня, успокаивает.
– Ахилл, ты чего? Соскучился?
Чешу ему шею и за ушком.
– Подвез меня сегодня до дома, как раньше. Сам предложил. Зачем, так и не поняла, но ничего не рассказывала. У него как будто другая девушка теперь. Но спросить напрямую я постеснялась. Не хотелось выглядеть неудачницей. Он не изменился.
Ахилл ложится рядом. Нюхает опять живот.
– Что думаешь?
– Мау.
– Мау, – повторяю за котом. – Надо Онеже позвонить и все узнать.
– Привет, неваляшка, как ты? – отзывается веселый голос подружки.
– Я скорее Валяшка, – смеюсь в ответ, – если ложусь, потом еле встаю.
– Так отдыхай.
– Онеж… я передумала. Расскажи мне, как вы пообедали с Юрой.
– Ого, так… Он вернулся, перевелся в другое отделение или как там называется его работа. На должность ниже, чем была.
