– Больной проснулся, держи гречку, – накладываю ему ложку в миску.
Нюхает, смеряет меня взглядом. Если бы мог, то покрутил у виска. Пьет только воду.
– Врач сказал, есть гречку, Ахилл. Ты болеешь.
Накладываю себе яичницу, салат, отрезаю ветчины, сажусь за стол. Ахилл обнюхивает все, изучает. Вика за ним с любопытством наблюдает.
– Он такой важный и громадный. Как мешок.
– Красивый же.
– Красивый, как царь.
Накалываю ветчину и несу в рот. Только чувствую, как кто-то трогает за ногу и аккуратно цепляет кожу коготками. Ахилл смотрит на кусок мяса и гипнотизирует меня.
– У тебя диета, нельзя, Ахилл.
– Вы же понимаете, что он не будет есть гречку.
– Проголодается - съест.
Ахилл садится напротив нас и смотрит. Взывает к совести.
– Может, чуть-чуть?
– Нельзя, Вик, видишь, он больной?
– Да нормальный он, прихворнул чуток, но когда мне плохо, я, наоборот, от вкусняшек оживаю. Могу полбанки сгущенки умять, и легче становится. Жизнь снова играет красками, а мне эти бульончики куриные пихают.
– Может, тебе курицы сварить? – смотрю на кота. Что он ответит…
Я поднимаюсь, иду к морозилке и достаю кусок филе.
Ахилл трется рядом, нюхает, что-то мурчит даже.
– Сырое нельзя.
– Кот, он как ребенок, поблажек давать нельзя. Слабину дашь и все. Будет лежать у тебя на шее и хвостом перед лицом махать.
Ставлю на плиту кастрюлю и кидаю туда кусок курицы.
– Ох, Юрий Александрович, сочувствую вашим детям.
– А я чувствую, что мне кота на десять лет вперед хватит.
– И продукты вы переводите. Не будет этот благородный кот есть такое.
– Это назначение ветеринара.
– Может, ему молочка лучше? – Вика не отстает с предложениями.
– Молочку ему тоже нельзя.
– Вы бесчувственны.
Усмехаюсь Вике, сажусь за стол и доедаю. Ахилл все это время смотрит на меня.
– Как бы он ночью вам не отомстил, – язвит Вика.
Я беру кота на руки и несу на диван, кладу Сашину футболку рядом. Сам возвращаюсь на кухню, чтобы доесть.
– Мауууу, – слышу завывание из комнаты. – Маууауар.
– Бездушный вы, товарищ прокурор, – смеется Вика. – Он не даст нам уснуть, пока вы не накормите его нормальной едой.
Похоже на то…
– Он не очень-то и больной, – Вика стоит за спиной, пока оба смотрим на кота. Тот сидит на спинке дивана и недовольно машет хвостом.
– Капельницу с живой водой ему поставили. Видела бы ты, какой он был, когда его к ветеринару везли, ходить не мог.
– Я вам говорю, он есть хочет.
– Саша… ммм…. – откашливаюсь, – то есть Вика, ему нельзя. Диета. – Девушка улыбается, слышала, как оговорился, все поняла, но тактично промолчала. – Жди, когда курица сварится, Ахилл.
– А вы развлекайте его тогда, пока блюдо готовится.
– Может, ты поиграешь? Я что-то не очень по играм. Взрослый уже для этого. Вон, его игрушки, – киваю ей, а сам иду на кухню ужинать.
Вика о чем-то там говорит с котом, главное, чтобы не кормила. Я не спеша ужинаю, мою тарелку, довариваю курицу и мелко нарезаю. Захочет, поест.
Валерка всегда говорит, если болеешь, то можно не есть. Главное, много пить. Думаю, котам тоже подходит этот принцип.
Когда захожу к ним, Вика смотрит очередной детектив, кот спит на кресле. На одном диване с ней не лег.
– Спит?
– Да. Играть не захотел. Я включила фильм, – говорит шепотом, – он пошел, лег на кресло и наблюдал за мной. Теперь уснул.
– Пусть спит, будить не буду.
Она кивает, я закрываюсь у себя в комнате, достаю материалы дела отца Саши.
Итак.
Кто-то хотел его увольнения. Не просто увольнения. Чтобы его не было в городе. Даже, точнее, чтобы он молчал.
