Только где же вход?
На ватных ногах я начал обходить здание, в надежде найти брешь, сквозь которую я смог бы протиснуться.
Зайдя за угол, я увидел узкую протоптанную дорожку, ведущую к закрытым ставнями окну.
Значит, здесь кто-то живет, хотя это невозможно. Может кто-то просто залез поиграть.
Мне было все равно, лишь бы не выгнали и дали хоть немного погреться.
Я подошел к окну и попробовал распахнуть ставни. Скрюченные от холода руки меня практически не слушались, но на мое счастье гнилые доски довольно легко поддались моему жалкому натиску.
С трудом перевалившись внутрь, я услышал, как над головой хлопнули закрывшиеся ставни. Где-то за дверью раздался еле уловимый шорох, за которым последовал осторожный скрип старых половиц.
С жутким усилием, стараясь не обращать внимание на боль, я поднялся на ноги.
– Кто здесь? – услышал я испуганный тонкий голос.
– Можно погреться, – дрожа и практически невнятно произнес я.
– Что?
Я повернулся на скрип двери. На пороге стояла девочка не многим старше меня. Она куталась в старое одеяло и держала в руках ярко горящую толстую свечу.
– Прости, я не помешаю… – Дальше я запнулся, потому что даже сам еле разобрал что говорю. Все лицо горело огнем и губы не хотели слушаться.
– Ты что, потерялся? – девочка подбежала ко мне и схватила за руку. – Замерз? У тебя пальцы ледяные. Пойдем к печке.
Мы зашли в другую комнату, за спиной гулко хлопнула дверь. Здесь было не много места и небольшое полукруглое окошко, забитое клеенкой. Но самое главное, здесь стояла железная печка в виде бочки, в которой горел огонь, и было тепло.
Девочка поставила свечу на стол и подвела меня к чугунке, возле которой лежал рваный матрас.
– Сам сможешь обувь снять? – И не дожидаясь ответа, она сняла с меня куртку, накинула на плечи свой плед, и, усадив меня на свой лежак, начала стаскивать мои ботинки.
Закончив, она села рядом и облокотилась на мое плече.
Организм начал отходить от холода и пальцы рук и ног стали болеть практически невыносимо. Но я чувствовал, как тепло постепенно наполняет мое тело и думал о том, как же мало надо для счастья.
– И давно ты ходишь? – спросила девочка. – Хотя по такому холоду много и не надо, куртка то не совсем зимняя. Сбежал или просто заблудился.
– Сбежал, – еле тихо проговорил я.
– Понятно, – с ее губ скатился тяжелый вздох. – С детдома?
Я кивнул.
Больше она ничего не спрашивала, и мы просто сидели и грелись. Мне почему-то казалось, что тепло ее тела намного сильнее огня в печи, что от нее исходит нечто большее, чем просто жар. И в тоже время я чувствовал туже пустоту и одиночество, что столько лет тревожили меня. Но спрашивать о чем-то я пока не решался. Да и она молчала и лишь склонив голову на мое плече, тихо и равномерно дышала, будто боялась…
«Так же, как и в моем сне», – вдруг пронеслось в голове.
И тогда я перестал дрожать, может от того, что я практически согрелся, а может от того, что, как и во сне я побоялся потревожить это тихое спокойствие. Испугался, что все исчезнет.
Так мы просидели довольно долго. Молча, под треск огня и завывание взбесившегося ветра, гулявшего по зданию так же свободно, как снаружи, смотрели на огонь и каждый думал о своем. Может ее мысли и совпадали с моими, но мне это было не ведомо.
Кто она, что здесь делает? Почему одна и почему молчит? Может быть у нее такая же судьба, и нет больше никого в ее одиноком мире, только память о том, что когда-то она была счастлива.
