Напомню не всем известный факт – космодром Байконур, давно и успешно строившийся с конца 40-х, находился территориально в подчинении Кзыл-Ординской области, и у Алдиярова на столе, наверняка, стояла кремлевская вертушка связи с гербом СССР, чего не было и не могло быть ни у кого кроме Д. М. Кунаева. Какие возможности для развития области имел Хожа Алдиярович – даже представить невозможно! Как писатель и как инженер, отдавший 20 лет строительству, пусть запоздало, я понимаю, какой шанс имел, но упустил Алдияров – изменить лицо города, области, да и помочь Аралу. Но, как говорят в Одессе – а оно ему нужно?
Все годы, где бы он ни работал, думал только о том, как бы его не подсидели, как бы не совершить идеологическую ошибку – оттого постоянно перестраховывался, душил все новое, живое вокруг и в отдалении. Не любил умных, деятельных, толковых, принципиальных – этих он чуял за версту и всякими путями, но всегда от имени партии, прикрываясь устаревшими лозунгами, заученными в начале своей карьеры, ломал им жизнь. Говорят, что кто-то однажды назвал его – Палач, но опасная кличка не прижилась.
Опять же позже, в Перестройку, я узнал, что архивы Казахстана в 1929 голу были перевезены из Оренбурга, первой столицы республики, в Кзыл-Орду. Бесценные государственные архивы, там хранились не только секреты ГПУ и НКВД, там осела вся история и культура становления молодой казахской республики, и здесь были свои казахские поэты-символисты, такие как Бернияз Бекен-улы Кулеев, чей единственный при жизни фотопортрет я отыскал в Казани, где Бернияз заснят с любимой, племянницей великого татарского композитора Салиха Сайдашева. Там хранятся материалы о первых поэтах, писателях, ученых, композиторах, художниках. Конечно, все архиважное, секретное перевезли в Алма-Ату, но огромный пласт документов остался в захолустной Кзыл-Орде. Думаете Алдияров привел их в порядок, как старый коммунист, открыл доступ к ним, построил уникальный музей истории и культуры, располагая таким свалившимся с неба архивом? Нет, конечно, его, если честно, не интересовало ни прошлое, ни настоящее, его волновала личная власть, с которой он сроднился.
Кзыл-Орда запомнилась мне пыльными, без зелени, без освещения разбитыми улицами, унылыми, требовавшими ремонта домами в центре города. Печальные и грустные воспоминания о Кзыл-Орде, но тогда в молодости все воспринимаешь как данность, о существовании партии не особенно догадываешься, власть ассоциируется только с милицией. Об алдияровых жизнь напоминает позже, сама.
Наверное, мне надо сказать спасибо и автору, и Хоже Алдиярову, что напомнили давние дни моей юности в далеком и жутком городе.
Должен признаться, что у меня в тетралогии «Черная знать» тоже есть секретарь Бухарского обкома, он списан с натуры, но я поменял ему только фамилию – Тилляходжаев Анвар Абидович. Тилля – по-узбекски означает «золото», получается – Золотой святоша. Тетралогия написана на фактическом материале, столь богатом, что мне даже сочинять мало пришлось. Мне кажется, что в жизни мой Тилляходжаев был гораздо колоритные, чем я описал, хотя, казалось бы, куда уж круче. Мой герой не чета Алдиярову – хваткий, деловитый, родовитый. У него в области работали лучшие цеховики Одессы, Тбилиси, Еревана, Днепропетровска, и всех цеховиков-артельщиков он держал в узде. Мой Тилляходжаев обожал Муссолини, порою цитировал его, он даже был похож на него. Такая же бычья шея, бритая голова, путаная речь, только ростом он не вышел, оттого у него была кличка – Коротышка, но ему нравилась другая – Наполеон. По местным понятиям Коротышка был эстет – без лимона коньяк не пил, водочку закусывал малосольной семгой. Любил застолья, богатые, шумные. Жена у него была красавица, любовница – одна, ею оказалась родная сестра жены. Так вышло, Шарофат сама его соблазнила еще студенткой. Он, конечно, это таил, ситуация для Востока немыслимая. Любовница закончила с его помощью и поддержкой Литинститут в Москве, аспирантуру – он продержал ее в Москве восемь лет. Писала Шарофат вычурные стихи, увлекалась антиквариатом и модой, и в глазах Наполеона казалась такой великосветской интеллектуалкой, что у него дух захватывало от того, что такая красавица любит его. Не был Коротышка равнодушен и к науке. К очередному своему юбилею обзавелся научным званием – стал доктором политических наук. Диссертацию на скорую руку состряпал местный научный светило.
