Наша фабрика - страница 3

Грибнюк положила кусок в изнемогший рот.

– Кто же так говядину-то жарит, – проворчала она. – Столько мяса испортили.

И съела второй кусок. Затем еще один. Все экскурсанты пристально смотрели на немыслимый подвиг. Дышло была буквально заворожена своей подругой.

– Чего смотришь, – промычала Грибнюк. – От ответственности не уйдешь. Доставай инструменты.

Не дают расслабиться, подумала Дышло, положа на стол блокнот и ручку.

– Начинай, – сказали ей.

Она откинулась на спинке стула. Поевшая, свежая. Был удивительный день, столько нового принесший. Дышло думала о своем неумении писать. О стертых приемах, которыми она пользуется.

Вдруг всплыл стих. Поэтесса записала и прочитала его публике.

– Ничего, – чавкнула Грибнюк. – Только надо не “спускающейся”, а “спущенной”.

– Скорее “сброшенной”, – сказала Дуванчик.

– А у меня к этой строчке претензий нет, – говорила Бенько. – Меня, скорее, не устраивает “вздорные гномы”. Мне кажется, эти гномы должны быть важными.

– И почему это? – всколыхнулась бухгалтер Рубан. – Вовсе не должны.

Дышло рожала дальше.

– Все хорошо, кроме одной неясности… – начала разбирать стих Бенько, но Дышло не могла остановиться.

– Это что, про сегодняшний лес, что ли? – догадалась Дуванчик.

Перед всеми повис один образ: вбираемое в окно шоссе, густой лес, обнимающий кругозор.

Стих развивался.

– Еще не то, – сказала Бенько, – продолжай.

– Дальше.

Дальше Дышло хотела повернуть на икону. Надо как-то подобраться к задаче. Направить появляющиеся строчки на объект.

– Не могу, – сказала она. – Не про то пишется. Теперь надо про икону.

– Встань, походи, – посоветовали ей. – Поприседай.

Она вышла из-за стола и начала приседать, перебирая образовывающиеся стихи. Хрустели колени, трещали забитые мясом зубы Грибнюк. Вернулся водитель. Заведующая собирала посуду.

Дышло не знала, как подступиться к иконе. Дело было не в религии, не в чудесах, а в профессиональном желании описать икону абсолютно корректно. Такую маленькую и такую золотую. Такую породистую, пористую. Черную. С двумя людьми. Неразличимыми. С окладом, с крестиками под странным углом. Маленькую и золотую. Через каждые несколько приседаний поэтесса подходила к блокноту и записывала все приходящие в голову образы. Стихи пока не получались. Вдруг снова родилось целое стихотворение, не имеющее отношения к иконе.

Встала Бенько и продекламировала свои стихи:

Следуя ее примеру, Дуванчик тоже прочла:

Это стихотворение сочинила и Рубан. Она вскочила, вне себя от возбуждения, и продолжила запальчиво и театрально, со своей неподражаемой интонацией: