Наши лучшие дни - страница 38

– Все нормально, – прохрипела Венди, заметив, как испуганно смотрит на нее Джона. Поморгала мокрыми глазами. – У него был рак почек. Что, изгадила я тебе настроение?

Джона побледнел, и Венди поспешила добавить:

– Это я так шучу.

– Простите.

– Не извиняйся. Жизнь порой жуткое дерьмо. Кому и знать, как не тебе?

– Мне?

– Опять шучу, – спохватилась Венди. – Ты как насчет еды заказать? В твоем возрасте у ребят аппетит зверский.

Оставшиеся силы понадобились на то, чтобы удержаться – по пути в кухню пулей из квартиры не вылететь.

Вайолет случалось ощущать острую потребность в приходящей няне. Женщина должна периодически выходить в свет со своим мужем – и чтобы оба предварительно приняли ванну, чтобы оделись изысканно и строго, чтобы без страха разбудить малышей могли вдоволь наговориться, причем в таком месте, где им гарантированно не помешает вообще никто. В «Тенистых Дубах» каждая мать поняла бы Вайолет, прониклась бы ее ситуацией (если бы, конечно, Вайолет хватило духу эту ситуацию раскрыть). Но ей не хватило.

Ибо речь шла не о демонстрировании собственного благополучия (дети наконец-то перестали просыпаться по ночам, Мэтт – партнер в престижнейшей фирме, Вайолет сбросила последние фунты жира, что накопился за беременность и грудное вскармливание Эли). До сих пор, если Вайолет с Мэттом приглашали няню и отправлялись на ужин, цель была – именно покрасоваться, а не брак спасти. А сейчас в их жизнь вторгся Джона, и вряд ли во всем Чикаго есть ресторан, крайней степенью фешенебельности способный сгладить эффект этого вторжения. Мэтт, конечно, про мальчика знал – Вайолет рассказала еще на первых стадиях отношений, однако известие о том, что ее старший сын объявился, смутило Мэтта не меньше, чем саму Вайолет, хотя он и санкционировал переселение Джоны к Венди.

Тем утром на парковке в «Тенистых Дубах» Вайолет бодро лгала – объясняла мамочкам, почему за Уоттом заедет няня. Вайолет требовалось, чтобы муж ее поддержал, утешил после содеянного – а именно после того, как она сплавила своего сына-отказника к скорбящей, морально неустойчивой сестре в пафосный ее пентхаус. Но, разумеется, открыть правду было немыслимо. И Вайолет выдала, что сегодня, пятого мая, у них с Мэттом годовщина знакомства. Да, четырнадцать лет, подумать только. Все произошло в «Логан-Сентер», на лекции – это, по крайней мере, правда. Вайолет сама настаивала (наверно, даже слащавость демонстрировала), чтобы они отмечали эту дату – хотя бы шампанским и объятиями, пока дети требовали постоянного их внимания. Да, еще совсем недавно Вайолет не смущалась. «Отметим», – говорила она – уверенная, спокойная. Нынче шампанским на диване не обойдешься. Вайолет заказала столик в Стритвилле, в заведении с заоблачными ценами, специализация – морепродукты. Машину она оставила на стоянке, максимально удаленной от дома Венди, и к офису Мэтта, что располагался на Норт-Диборн-стрит, пошла пешком.

Прикидывая, чем сейчас могут заниматься Джона и Венди, Вайолет отгоняла пугающие картинки: вот они по очереди затягиваются косячком; вот пригубливают элитное «Бароло». В тот день Джона был молчалив, замкнут – но только с ней, с Вайолет. Ханну-то он обнял, прямо-таки облапил, прощаясь. Пожитки свои сам тащил, хотя Вайолет предлагала помощь. А когда она уходила – ну, от Венди, – Джона к ней не шагнул, рук не простер в ее сторону. Вайолет плотнее запахнула курточку – ее потряхивало, и погода тут была ни при чем.