— Любила бы ты его, будь он каким-нибудь бухгалтером?
— Я не собираюсь говорить с тобой о том, в чем ты не разбираешься. И прекрати мне дерзить, я устала от этой вечной войны с тобой.
Я встала, бросив салфетку на стол.
— Тогда прекрати распоряжаться моей жизнью так, будто она и не моя вовсе.
Я быстрым шагом поспешила из столовой, а мать крикнула мне вслед:
— Я рада, что у вас с Андреем начали налаживаться отношения.
— Ха! — отозвалась я.
Видимо, мать решила, что раз вчерашний вечер я провела с ним, то значит, уступила и согласна выйти за него.
Когда я вернулась домой, она не ждала меня, как делала обычно, если я возвращалась поздно, с тем чтобы прочитать очередную мораль. И наутро не задавала никаких вопросов, лишь сказала, что букет ей понравился. После этого я попросила домработницу выбросить цветы, и ей пришлось-таки послушаться, хотя, может, она забрала их себе.
У меня была неделя. Неделя на раздумья. На чаше весов было благополучие Лозинских или мое личное счастье.
— Почему я должна жертвовать собой, почему? — упрямо повторяла я.
Если мать не смогла выправить ситуацию с бизнесом после смерти отца, если понесла большие убытки, то разве в этом моя вина? А этот проклятый договор, что заключили наши с Андреем отцы… Умом я понимала, зачем это было сделано: отец знал, что никогда не сможет вернуть долг напрямую, а косвенно, через соединение в браке детей двух семей, — вполне. После свадьбы мать официально останется у руля семейного бизнеса, но это будет лишь формальность, наверняка всем заправлять станет Эдлин. А маме все это нужно было, чтобы до конца жизни прожить богатой женщиной, которая ни в чем себе не отказывает. Только вот я хотела не только достатка, но и любви. Я хотела выйти замуж и создать семью с человеком, которого выберу сама.
Вечером мы с Егором встретились в небольшой кофейне в центре города.
Я нетерпеливо смотрела на него в ожидании ответа.
— Извини, я не смог договориться о том, чтобы нас расписали в ближайшие дни. Служащие загса уверяют, что у них огромная очередь, да и по закону нужно ждать месяц.
— Я не могу ждать месяц! — выпалила я. — Ты узнал, когда ближайшая свободная дата?
— Сказали — восемнадцатого июля, — удрученно проговорил Егор.
— Но это даже больше, чем месяц! — вскрикнула я.
— Там и правда все занято. Восемнадцатого, это если не торжественная роспись, а если торжественная, то самая ближайшая — двадцать третьего.
— Господи! А в других загсах?
— В других еще хуже. Я узнал в трех, — вздохнул Егор. — Это ж лето. Летом все женятся.
— Эдлин хочет, чтобы наша свадьба состоялась пятнадцатого, Егор. Надо что-то делать, — помотала я головой.
Мы молча сидели, каждый уставившись в свою чашку кофе. Егор успокаивающе поглаживал мою ладонь, пытаясь придать мне сил.
Решение пришло внезапно.
— Давай сбежим! — выпалила я.
— Сбежим? — нахмурился он.
— Да. Просто сбежим, поживем пока в каком-нибудь другом городе. Или в Питере. Дождемся, когда нас распишут, а потом вернемся.
— Может, легче просто сказать матери, что ты не выйдешь за того человека?
— Поверь мне, это не легче и не проще. Она меня запрет дома или отправит в психушку, или еще что-нибудь сделает, пока я не соглашусь на брак с Эдлиным.
— Жесть, — вздохнул он.
— Вот именно. Егор, пожалуйста, давай сбежим.
Меня бесили просительные нотки в собственном голосе. Я умоляла его, потому что понимала: если он не решится, то все пропало. Я боялась брака с Андреем не потому, что он был мне противен, а потому что знала: с ним я не смогу осуществить свои мечты, я себя потеряю.
