За рулём малотоннажного автомобиля, который в народе называют просто будкой, сидел Борис. Машина ехала по просёлочной грунтовой дороге, обрамлённой с обеих сторон полями колосившейся пшеницы. Урожай в этом году обещал быть богатым, пшеница вымахала по пояс.
Борис достал сигарету, пошарил по карманам в поисках зажигалки. Обнаружив, что зажигалки нет, потянулся за спичками, которые на всякий случай держал в бардачке. Спичку от подкуренной сигареты спрятал обратно в коробку, помня, как в прошлом году горело поле из-за брошенной каким-то козлом спички.
Несмотря на утро, солнце палило нещадно. Он расстегнул рубашку и глянул на часы. Меньше четверти часа пути до интерната. Зазвонил мобильный, на дисплее выскочила фотография Антонины. Не выпуская сигареты, он включил телефон на громкую связь, положив его на соседнее сиденье.
– Ну, где ты там, далеко ещё? – раздался её нетерпеливый голос.
– Скоро буду. Соскучилась?
– А хоть бы и так! Приедешь, сразу ко мне на ковёр! – игриво приказала женщина. – Расскажу, как должен выполнять обязанности водитель дурдома! – засмеялась она.
– Не, мне ещё на склад надо. Выходи, покатаемся, – снова взглянул на часы Борис.
– Ну, покатаемся, значит, покатаемся, – согласилась Антонина. – Давай, как будешь подъезжать, наберёшь.
В коридоре стояла привычная тишина. Время утренней прогулки ещё не наступило, и больные коротали время в своих палатах. Сотрудники психиатрического интерната неспешно выполняли свои обязанности, открыв в кабинетах окна, чтобы не спариться от жары.
На втором этаже открылась дверь одной из палат и в коридор выглянула пожилая женщина. Озираясь по сторонам, она, крадучись, дошла до лестницы, которая вела на нижние и верхние этажи интерната. Увидев, что вокруг нет ни души, она громко кашлянула.
Из той же палаты сразу вышла ещё одна женщина – моложе первой, но более слабая на вид. Пожилая подала ей знак, подзывая к себе.
Съезжая с грунтовой дороги, белая будка вильнула в сторону интерната. Борис позвонил:
– Выходи, подъезжаю!
– Иду, – ответила ему Антонина.
Главврач сняла халат, поправила причёску и переобулась в лаковые босоножки на высоком каблуке.
Придерживаясь за стену, Зина тащилась по коридору, держа курс на тётю Пашу, которая то и дело повторяла:
– Давай, миленькая, давай… Ещё немножко… Прошу тебя…
Пожилая женщина не спускала глаз с Зины, в то же время держа во внимании лестницу. Вдруг раздался истошный крик, который исходил из палаты, размещённой на их этаже.
Антонина Романовна взяла сумочку, перед выходом кинула в зеркало оценивающий взгляд, и только собралась покинуть кабинет, как услышала душераздирающий крик. Спеша по коридору на голос, она столкнулась со старенькой санитаркой. Коротко стриженные седые волосы санитарки непослушно торчали, вызывая неподдельный смех главврача при каждой встрече с ней. В конце концов, Антонина Романовна привыкла к её причёске, – смеяться перестала, но прозвище «Одуванчик» так и прилипло к старушке.
– Антонина Романовна, там это… ночная буйная проснулась, – сообщила Одуванчик.
Услышав крик, Зина запаниковала, мечась во все стороны, не понимая, куда бежать. Крик становился громче и, чтобы избавиться от него, Зина закрыла уши руками; присев, прижалась спиной к стене. Наконец, крик прекратился, погрузив этаж клиники во внезапно наступившую полную тишину. И в этой тишине отчётливо прозвучал стук цокающих каблуков.
