Идти осталось недолго. Я поняла это по зажженным факелам, развешанным змеями на потолочных подвесах, похожих на металлические кашпо. В конце короткого подземного туннеля виднелась еще одна дверь, притом еще меньше, чем предыдущая. Хорошо, что Тирнан из своей сокровищницы переместил меня телепортом. Не удивлюсь, если у него вообще ни одной двери наружу нет. Только несколько внутренних, если не одна вовсе. А ректору еще с другими людьми общаться нужно.
– Он тот еще затворник, – согласился со мной Тирнан. – За годы моего обучения он еще ни разу не поднимался на поверхность. – Наконец, подошли к последней двери. Я чувствовала, что мы на месте. – Прикрой глаза. Внутри очень светло.
Несмотря на мое послушание, по закрытым глазам, дополнительно спрятанным за ладонью, свет все равно ударил. Холодный голубой свет разливался за дверью ярче, чем солнце горит. Перехватив Тирнана теперь не за рукав плаща, а за саму руку, я сделала несколько слепых шагов, прежде чем смогла осторожно приоткрыть глаза и чуть было не запнулась о мелкий камешек. Но это был не камешек. Это кусок необработанного розового кварца.
– Ректор! – позвал Тирнан, не называя имени.
Я подняла голову, привыкая к яркому освещению, и обомлела. На горе из разноцветных камней всякой степени огранки развалился гигантский бурый дракон. Я считала водного дракона Тирнана огромным? Так вот, я ошиблась! По сравнению с ректором он – недавно вылупившийся дракошка. Это и есть ректор магической академии? Жееесть!
– Я нашел совершенного стихийника во время летней практики в одном из Безымянных миров, – прокричал Тирнан. Ректор, по всей видимости, старый дракон и плохо слышит. – Я привел ее в наш мир без регистрации на пункте досмотра. Ей нужно твое особое разрешение на обучение в академии.
– Для рахнарис разрешение не обязательно, – прошепелявил старый дракон, ответом введя Тирнана в ступор. – Если не хочешь предавать гласности, я напишу записку.
Я молчала, побаиваясь слово вставить. Почему старый дракон назвал меня рахнарис? Потому что я совершенная стихийница, или из-за моей иномирности? Если бы дело заключалось в иномирности, то изначально вопроса регистрации бы не стояло, и Тирнан не терял дара речи от шока.
– Она? Моя рахнарис?! – с надрывом спросил Тирнан так громко, что у меня заложило уши. Он рычал. – Невозможно!
– Прими как должное, – посоветовал старый дракон, и я услышала в его голосе нотки доброй усмешки. – Большая сила означает несоизмеримо большую ответственность. Раздели ее. Все придумано не нами и задолго до нас. Смирись, юный дракон!
Разделить ответственность или силу? Чую, Тирнан ни за что на свете не объяснит мне, что имел в виду ректор. Старый дракон вытянул бурую лапу с мощными, словно челюсти акулы, когтями и одним из них приоткрыл дверь на выход. Дверной проем зиял темнотой, и лишь льющийся из ректорского кабинета свет разгонял тьму.
– Что все это значит? – выкрикнул Тирнан и дернулся. Я, не ожидая подвоха, упала на него.
Мы так и стояли полуобнявшись, пока когтистая лапа не зарылась обратно в груду драгоценных камней.
– Однажды ты поймешь мои слова, юный дракон. Тебе предстоит совершить невозможное. Пока ты не готов встретиться со своей судьбой. Уходи. Больше мне нечего тебе сказать.
Легче сказать, чем сделать. Упертый, как баран, Тирнан не желал уходить и требовал объяснений. Он настолько достал старого дракона, что тот с головой зарылся в гору драгоценностей и даже ушей не показывал. Я их не видела и тогда, когда морда была целиком на поверхности. А есть ли у драконов уши в привычном понимании слова?
