Шервуд давно уже переступил ту черту, за которой преступление мало отличается от нормального крупного бизнеса, и его связи простирались аж до самого Белого дома. А Косовски просто был его давним другом и хитроумным советником. Это устраивало обоих, и они не представляли себе жизни друг без друга.
– Мистер Шервуд, – лениво сказал Косовски, наливая себе виски в маленький тяжелый стаканчик, – а куда, интересно, подевался Чарли Мясник? Он обещал принести вам медальон этого русского еще неделю назад, и с тех пор о нем ни слуху ни духу.
– Мистер Косовски, – ответил Шервуд, наливая себе из другой бутылки, – в том-то между нами и разница, что вы только думаете о чем-нибудь, а я уже это сделал.
– Что сделал? – спросил Косовски и поднес стаканчик к губам.
– Распорядился, чтобы мой исполнительный и надежный человек узнал все насчет Мясника и этого… Аркады.
– Ну, Майкл, ты – голова, – восхитился Косовски и залпом выпил свой виски.
– Мало того, – Шервуд посмотрел на часы, – этот человек должен с минуты на минуту появиться здесь и рассказать мне все, что ему удалось узнать.
– Шикарно! – Косовски заерзал в шезлонге. – По этому поводу нужно выпить.
– Слушай, Уэйн, – Шервуд нахмурился, – пить за что-то, когда еще не знаешь, что там на самом деле, – глупо. Что это за ковбойские манеры – лить виски в утробу по любому поводу?
– По любому поводу… – Косовски задумался. – А помнишь, как мы пили в доках за каждую севшую на воду чайку?
– А как же, – Шервуд улыбнулся воспоминаниям, – тогда еще Билли Утюг вырубился первым, и мы засунули его в контейнер с рождественскими индейками.
– Ага! – подхватил Косовски. – А потом он очухался и стал орать: «Я индейка, не трогайте меня, еще не Рождество!»
Оба засмеялись, и Косовски все-таки налил виски и себе и Шервуду.
– Хорошее было времечко, – сказал он.
– Не говори, – поддержал его Шервуд, – и мы сейчас выпьем за то, чтобы потом вспоминать сегодняшний день и тоже говорить, что времечко было хорошим.
– Согласен, – кивнул Косовски.
Они выпили, закурили, и над террасой повисла тишина.
* * *
Не более чем полчаса назад фазенду Шервуда покинули две белокурые красотки, которых Косовски вызывал для того, чтобы они обслужили его и Шервуда.
Одну из них звали Салли, другую – Джейн. Салли была долговязой и коротко стриженной, а Джейн, наоборот, маленькой и пухленькой, а также обладала длинными густыми кудрями цвета топленого молока. Шервуд любил маленьких и пухленьких, поэтому Косовски, который знал вкусы своего старого друга, сказал постоянно обслуживавшей его Салли, чтобы она прихватила с собой какую-нибудь сдобную малютку.
Девушки приехали на открытом розовом кадиллаке пятьдесят восьмого года. Эту машину Косовски подарил Салли несколько лет назад на день рождения. Ей тогда исполнилось ровно двадцать лет, и широкая ковбойская душа Косовски развернулась ровно на двадцать семь тысяч долларов. Зайдя в бар «Бешеный бык», он небрежно бросил ключи от машины на столик, за которым сидела Салли, и заведение Индейца Джо огласилось ее счастливым визгом.
Однако в мире чистогана ничто не делается просто так, и с тех пор Салли обслуживала Уэйна Косовски в любое время дня и ночи. А также, если Косовски желал того, бесплатно приводила ему других девушек любого цвета и комплекции.
– Привет, мальчики! – сказала Салли, входя в гостиную.
Джейн разыгрывала из себя скромную школьницу и робко выглядывала из-за плеча своей высокой разбитной подружки.
