Какие-то предприимчивые журналисты сумели прорваться даже сюда. Пока их выпроваживали, другой офицер обратился ко мне:
– Лейтенант Каннети. Что вы можете сказать о взрывном устройстве? Как его пронесли?
– Фотоаппарат был с начинкой. Когда японец вынул его из футляра, задняя стенка вместе с пленкой выскочила, как чертик из шкатулки. И он выхватил гранату.
– Вам знаком этот тип гранаты?
– Я видел такие в Штатах. Часть пороховой дорожки находится в черенке. Заметив, что черенка нет, я догадался: запал переделан. Это граната оборонительного действия, с большой силой поражения. Металла в ней – кот наплакал. Оболочка сплавлена из корундовых кристаллов.
– В этом месте эскалатора вы оказались случайно, не так ли?
– Нет. – В напряженной тишине, прерываемой только далеким лязганьем, я искал подходящие слова. – Я оказался там не совсем случайно. Японец пошел вслед за девочкой, потому что знал, что она наверняка не сможет ему помешать. Девочка, – я показал на нее взглядом, – прошла вперед, потому что ей понравилась собачка, – мне так показалось. Верно? – спросил я у Аннабель.
– Да, – с явным удивлением ответила она.
Я улыбнулся ей.
– Что касается меня… я спешил. Это, конечно, иррационально, но, когда человек торопится, он невольно хочет первым оказаться в самолете, а значит, и на лестнице тоже. Я не думал об этом. Так получилось само собой.
Они перевели дух. Каннети что-то шепнул префекту. Тот кивнул.
– Мы хотели бы, чтобы барышня не слышала… некоторых подробностей. Не соизволит ли барышня покинуть нас на минутку?
Я взглянул на Аннабель. Она впервые за все это время улыбнулась мне и встала. Перед ней отворили дверь. Каннети снова обратился ко мне:
– У меня такой вопрос: когда вы начали подозревать японца?
– Я вообще его не подозревал. Свою роль он выполнил безукоризненно. Когда японец присел на корточки, я подумал, что он сошел с ума! А когда он вырвал чеку, я сообразил, что в запасе у меня нет и трех секунд.
– А сколько же?
– Этого я знать не мог. Граната не взорвалась, когда он вырвал чеку, значит, была с замедлением. Думаю, каких-нибудь две секунды, может, две с половиной.
– Мы тоже так считаем, – вставил кто-то из стоявших у окна.
– Вам, кажется, трудно ходить? Вас не контузило?
– Взрывом – нет. Я услышал его, входя в воду. Сколько с этого моста? Пять метров?
– Четыре с половиной.
– Итак, одна секунда. Моя попытка схватить гранату и прыжок через перила – тоже секунда. Вы спрашивали о контузии? Я ударился обо что-то поясницей, когда падал. Когда-то у меня была трещина в крестце.
– Там находится дефлектор, – объяснил человек у окна. – Консоль с подвешенным откосом. Любой упавший объект направляется им к центру воронки. Вы ничего не знали о дефлекторе?
– Нет.
– Извините. У меня еще вопрос, – заговорил Каннети. – Этот человек, японец, бросил гранату?
– Нет. Продолжал держать ее в руках.
– Не пытался убежать?
– Нет.
– Польтринелли, начальник охраны аэропорта, – включился в разговор стоявший у стола мужчина в заляпанном грязью комбинезоне. – Вы уверены, что этот человек хотел погибнуть?
– Хотел ли? Да. Он не пытался спастись. Ведь он мог выбросить свой фотоаппарат.
– Вы позволите? Для нас это крайне важно. Не могло ли быть так: он хотел бросить гранату в пассажиров и спрыгнуть с моста, но вы ему помешали? Тогда он упал, а граната взорвалась.
– Этого быть не могло. Но могло быть иначе, – признал я. – Я ведь не нападал на него. Я хотел только вырвать у него гранату, когда он отнял ее от лица. Я увидел у него в зубах чеку. Она была нейлоновая, а не из проволоки. Японец держал гранату обеими руками. Так ее не бросают.
