Купание более получаса в ледяной воде не могло пройти бесследно – я заболела и около недели провалялась в горячке. Первые дни были самыми тяжелыми, я почти не приходила в себя, металась по постели, несла какую-то ерунду и чуть не свела с ума отца, который всё это время дежурил рядом, пытаясь влить лекарство и стирая липкий пот.
Потом стало легче. Я пришла в себя на третьи сутки. Открыла глаза, нашла отца и даже улыбнулась ему, сообщив, что хочу пить. Сделав глоток, вновь уснула и беспробудно проспала до самого вечера. Уже без жара и повышенного потоотделения.
Очнувшись, первым делом увидела заплаканную тётю Полин, которая, встретившись со мной взглядом, разрыдалась еще громче.
– Очнулась. Слава Великим. Как же ты нас напугала.
– А где папа? – морщась от боли в горле, спросила у неё и закашлялась.
– Я его спать отправила. Столько времени возле тебя провёл. Похудел страшно, того и гляди сам в бездну отправится. Как же нас напугала.
– Простите, – тихо ответила, вспоминая произошедшее: ледяную, пробирающую до костей воду, монстров, которые носились по берегу, тепло Ивара. – Как давно я болею?
– Четвёртый день пошёл. Я только вчера приехала. Так испугалась. – Тётушка стёрла слёзы ладонью и продолжила: – Думали, отдала Богам душу, уйдёшь за матушкой… Такая же молодая.
– А Ивар? – перебила я её болтовню, с трудом приподнимаясь на локтях и снова падая на влажные от пота подушки.
– Какой Ивар?
– Тот парень, который меня спас.
– Ах, этот. – Тётя махнула рукой. – Сегодня уже прибегал. Спрашивал, как ты. Волнуется. Хорошенький такой.
– Живой, – выдохнула я, не в силах сдержать улыбку облегчения.
– Да что ему будет. Смышлёный мальчик. Кто же знал, что эти исчадья плавать не умеют. Хотя рискованно. Теченье у Молохова ручья сильное. Как не потонули только. Других жалко, – добавила она, тяжело вздохнув, и тут же хлопнула себя по губам. – Ой.
– Кого других? – тут же уцепилась я, подавив зевок.
– Нечего я тебе не говорила. Отдыхать надо. Кушать хочешь? Тут бульончик есть, – засуетилась она, пытаясь сбить меня с толку.
– Тётя, я ведь всё равно узнаю.
Женщина строго на меня взглянула, но надолго выдержки не хватило.
– Хорошо, скажу, по большому секрету. Троих разодрали. Двух ребят и девочку.
– Кого? – во рту пересохло от страха.
– Я откуда знаю. Жалко, молоденькие совсем. А теперь пора кушать, а то смотреть страшно. Одни глазки остались.
Я послушно съела пару ложек бульона, запила всё морсом и снова уснула. Сил было еще мало, и на долгие бодрствования меня не хватало.
На следующий день я чувствовала себя намного лучше. И пусть ломота в теле и усталость никуда не делись и от одной мысли о прогулке кружилась голова, но, по крайней мере, веки не тяжелели, и спать сильно не хотелось.
– Пап, – широко улыбнулась я отцу, уставшему, но чисто выбритому и причёсанному. – Прости меня.
Он поймал мою ладошку и сжал, хрипло произнеся.
– Никогда не пугай меня так больше. Когда мы нашли вас на берегу… Великие, я решил, что звери и тебя растерзали…
– Я здесь, всё хорошо. – Я мягко высвободила руку и нежно погладила отца по щеке. – Ивар спас нас.
– Да, – нахмурился он. – Спас.
Мы молчали некоторое время, пока я не решилась задать следующий вопрос.
– Пап, тётя рассказала о троих погибших… Не злись на неё, – тут же поспешно добавила я. – Я её заставила. Она сопротивлялась. Правда.
– Ребят уже не вернуть, – отвернувшись, ответил отец.
