– Сегодня хуже, чем вчера, – пробормотал Сосновский и погрузился в раздумье.
Как бывший ученый он прекрасно знал, что неудачный эксперимент еще не приговор. Если цель не достигнута, нужно искать другой путь. Он попробовал ту же пьесу, на том же орга́не, но с другим исполнителем. Значит ошибка в исполнителе. Из этого следует, что немецкий органист владеет каким-то секретом. Недаром он скрывает свое лицо и мгновенно исчезает со сцены. Вот и новый путь к цели!
В голове ученого-бизнесмена стал созревать план, как выйти на немецкого органиста. Борис Абрамович встал и направился к выходу. Гомберг окликнул заказчика:
– Вы обещали заплатить!
– Деньги были, деньги будут, сейчас денег нет, – не оборачиваясь пробурчал Сосновский.
ORT. Деньги решают все бытовые проблемы. Но когда проблемы в голове, лучше иметь в кошельке сушеные орешки.
Глава 8. Май 1990. Москва.
Сосредоточенный на тайном плане Сосновский предъявил немецкому охраннику открытку, полученную от Хартмана, и прошел в Концертный зал. На открытке, как и прежде, был изображен памятник Пушкину. И органный концерт предстоял хоть и особый, но уже привычный для Бориса Абрамовича. Он подозревал, что и Пушкин стал великим поэтом благодаря подобным концертам.
«Вдохновение – это умение приводить себя в рабочее состояние», – говорил поэт. Органный концерт распахивал дверь в состояние возбужденного вдохновения.
Чтобы получить заряд Вдохновения нужно было выполнить два непременных условия: гореть желанием и прослушать концерт от начала до конца. Вожделеть и внимать, как говорила Воланская. Психоделический транс после представления накрывал внимательного слушателя, будил воображение и давал толчок к творчеству.
Сегодня Сосновский нарушил оба условия. Им двигала иная цель. Он настроился перехватить таинственного немецкого музыканта, исчезавшего с последними звуками орга́на. Состояние прострации после концерта не позволило бы это сделать.
Борис Абрамович выбрал место с края амфитеатра поближе к выходу, незаметно вставил беруши и окинул взглядом собравшихся. В зале всё те же лица, однако зрителей стало меньше. Жизнь в стране неуклонно менялась, товарно-денежные отношения вытесняли творчество, люди искусства перестали считаться элитой. Шедевры, рожденные вдохновением, не приносили прежних почестей и наград. Самые пронырливые творцы эмигрировали. Неудачники запили и сломались. Остальные еще цеплялись за атрибуты прошлого, надеялись на новый успех, однако измотанный переходом к капитализму народ охладел к плодам их творчества.
На сцене появился органист, скрывавший фигуру и лицо под мантией. Зазвучала токката. Сосновский не столько слушал, сколько смотрел на часы. Он заметил, что некоторые зрители дремлют, чего ранее не бывало. Они пришли под хмельком и коротают время в ожидании фуршета.
За несколько минут до окончания концерта Сосновский покинул зал. Он подкараулил музыканта у гримерки. Дождался, когда тот вышел уже без мантии, запомнил его лицо. Вместе с органистом был мальчик младшего школьного возраста с умным не по годам взглядом.
Борис Абрамович ринулся к музыканту, намереваясь уговорить на индивидуальные концерты. Неожиданно дорогу бизнесмену перегородил Хартман:
– Господин Сосновский! – Немец скривил рот и процедил любимое: – Ordnung muss sein! Орднунг мусс зайн!
Бизнесмен ответил своей пословицей:
– Правила существуют, чтобы их нарушать.
