Научи меня говорить - страница 25

Я опешила от такой бурной реакции и забыла, что вообще хотела ему сказать. Он оставил меня в одиночестве у окна и вернулся к Кате.

* * *

Следующий вечер все изменил. Честер вел себя иначе. Днем прошел семинар, где обсуждали его рассказ. Честер пришел расстроенный, потерянный, он явно искал поддержки и слушателя. Я не возражала, мне приятно было им стать. К тому же грела мысль, что он выбрал излить душу мне. Мне! А не своей драгоценной Кате.

За разговором мы сели на одинокую скамейку перед общагой. Над нами тепло светил фонарь.

Честер сказал, что осознал свою никчемность и «литературный дальтонизм», как он сам выразился. Он действительно был разбит, и я уже не думала ни о Кате, ни о чем-то другом, мне просто хотелось приободрить Честера хоть как-то, вселить в него веру.

– Да что ты их слушаешь? Это все так субъективно. Многим именитым писателям отказывали и не принимали их рукописи. Джоан Роулинг, например, приняли только в девятом издательстве. Представляешь, как кусали локти те, кто ее отверг?.. – улыбнулась я. – К тому же мы все равно учимся, ты можешь сейчас сделать выводы и поменять технику, ты неизбежно будешь писать лучше, чем вчера, потому что мы развиваемся, тем более, через подобные обсуждения. И ты великолепный аналитик, недаром к тебе обращаются за советом и правками, ты прекрасный критик. И это не те критики, которые брызжут слюной от злости, ты умеешь разложить по полочкам, обозначить сильные и слабые стороны, это настоящая критика, конструктивная, профессиональная, ты чувствуешь текст. Знаешь, как мне нравится читать твои письма? Это же каждый раз маленькая история.

Я гладила Честера по волосам и говорила, что не нужно так близко принимать к сердцу чужое мировоззрение, а то никаких нервов не хватит.

– Невозможно нравиться всем, тем более, в творчестве, – заключила я и в очередной раз провела рукой по его мягким волосам.

К нам не подступали тени, длинный нависающий фонарь защищал нас от непроглядной страшной ночи, и мы казались ярким лучом надежды посреди темного двора. В темноте исчезла общага со всеми ее страстями, и погас весь остальной мир. Не было ни Москвы, ни Питера, только мы на одинокой скамейке под горящим фонарем.

– Ты замечательный человек, – произнес Честер. Много раз сказал «спасибо». Начал целовать мне руки, щеки, обнимал, и я чувствовала, что он действительно снова в себя поверил.

На следующий день, вдохновленный и радостный, он подарил мне цветочек.

Мурашка сказала, что в этот же день Катя от него тоже цветочек получила…

Вот и пойми его.

Ладно, может, хоть с ней счастлив будет. В творческом плане я его уже вдохновила.

За что мне это все? Неужели я сделала что-то такое ужасное, что меня теперь можно использовать или сделать кого-то счастливым с моей помощью, а потом выбросить, как использованную фишку?.. Хотя ведь фишки обналичивают… Я хочу, чтобы меня обналичили!

Медитационные шарики, которые я Честеру купила, подарила сегодня. Ему очень понравилось! Он так преобразился, как ребенок стоял и счастливыми глазами смотрел на эти шарики. А мне приятно. Обнял меня, расцеловал несколько раз.

– Я ж не заслужил, даже неудобно.

– Да брось, – говорю я, улыбаясь его реакции.

Сегодня был второй зачет, но я его не сдала, буду пересдавать в пятницу.

У Сказочника новая любовь – странная особа с извращенными фантазиями, которыми ей нравится шокировать других, смакуя детали глубоким приятным голосом.