Я вдруг ясно понял две вещи – доктор похоже безумен, и одержим и мне пора убираться отсюда любыми путями. Я не могу связаться с родными и друзьями. Что будет, если при очередном видеозвонке, закричать дяде Джону, чтобы звонил в полицию? Но я не знаю адреса центра, знает ли дядя Джон?
Почему Ханна до сих пор не попыталась дозвониться до меня? Знает ли она что я здесь? Скорее всего нет. Дядя Джон ей не сказал, в этом он прав. Ханне нужно думать сейчас о ребенке, она на семнадцать лет отложила его рождение ради меня, и теперь свои проблемы я должен решать сам.
Значит нужно бежать. Открыты ли входные двери сейчас, есть ли охранник на входе? Можно ли спуститься из окна, как добраться потом до города? Что сделают со мной, если поймают? Ценен ли я доктору живой? Можно ли попросить о помощи кого-то из персонала, например, передать письмо дяде Джону? Я не знал ответа ни на один вопрос.
После ужина нас вывели на вечернюю прогулку – нас осталось четверо, все по-прежнему гуляли в сопровождении медсестры на значительном расстоянии друг от друга. Я посмотрел на забор: бегаю я быстро, а вот смогу ли я перелезть через него?
Перед воротами стоял охранник и курил. Я услышал, как один из пациентов лысый мужчина в халате начал спорить со своей медсестрой. В это время сопровождающая меня медсестра подошла к ним, чтобы разобраться, в чем дело. Я остался один и, ни минуты не думая, бросился к забору.
– Стой! – закричала медсестра лысого пациента, – Током ударит!
Но я и сам уже видел едва заметную издалека проволоку по верху забора.
Я остановился. Не оборачиваясь, слышал, как выяснял что-то лысый мужчина. До меня долетели обрывки фраз: «вещи», «были деньги», «позвонить».
Потом я услышал быстрые шаги позади меня, почувствовал, как кто-то положил тяжелую руку мне на плечо. Услышал знакомый голос доктора Колкина:
– Ник, прогулка окончена.
По дороге в палату мы молчали, я зашел и сел на кровать, уткнувшись взглядом в пол.
– Ник, если мы будем сотрудничать, хороших результатов достигнем гораздо быстрее, – начал доктор.
– Мне нужно увидеться со своим дядей, почему он до сих пор не приехал сюда? Вы сказали ему адрес?
– Да, он в курсе, конечно. Со всеми бумагами он ознакомлен, адрес тоже никто не скрывает. Ник, они сделали для тебя все, что могли, вырастили. Теперь им нужно подумать о своем ребенке. А тебе нужно жить здесь, чтобы получить шанс выздороветь.
– Я не болен, я живу так всю жизнь.
Он промолчал. Я сжал кулаки до бела. Доктор вышел.
Я услышал, как дважды повернулся ключ в замочной скважине. Отлично, теперь я еще и взаперти в палате. Я лег, у меня щипало в носу, хотелось зареветь в голос, но я медленно разжал кулаки и одновременно шумно выдохнул. Глаза высохли, я начал думать.
Возможно ли что дядя Джон избавился от меня? Но зачем? Через год я бы все равно уехал в колледж. Тем более с его чувствами к Ханне. Он знает, как она любит меня. Я не поверю! В своей семье я не сомневаюсь. Просто стечение обстоятельств. Единственный выход – бежать сейчас через главные ворота. Но что делать с охраной?
Решил бежать из палаты, когда придет медсестра, прятаться в здании, а затем ждать удобный момент, когда охранник отойдет. Прикинул, что можно взять для защиты. Я еще раньше заметил, что из столовых приборов мне приносили только ложки. Обошел всю палату, но ничего кроме пояса халата в качестве средства для самообороны не нашел. Драться я совсем не умел, поэтому мог рассчитывать на быстрые ноги, удачу и только.
