Эшленд вышел из луча ослепительного солнечного света. У Эмили перехватило дыхание. Он надел на бесполезный глаз черную повязку, придававшую ему настоящий пиратский вид, а коротко постриженные волосы, которые она вечером приняла за белокурые, оказались серебристо-белыми.
Эмили в жизни не видела никого столь экстраординарного.
– Надеюсь, слуги вели себя любезно. Вы позавтракали?
– Да, сэр.
Он поставил чашку на угол стола, сунул левую руку в карман, и только теперь Эмили заметила, что манжета его правого рукава пуста.
Ее глаза расширились и метнулись к его лицу. С самого детства Эмили учили всегда оставаться вежливой и бесстрастной, и не важно, насколько перед ней неприятный или странный вид, но герцог… все в нем – его габариты, его голос, его белые волосы, его шрамы, его пустая манжета, – все это было чересчур. Эмили казалось, что ее мозги рассыпались по всей комнате.
Эшленд взглянул на часы.
– Мой сын вступил в такую пору жизни, когда молодые люди ложатся поздно и поздно встают. Однако я приказал отнести к нему в комнату поднос с завтраком, и ожидаю, что в девять часов вы начнете занятия в классной комнате. – Он поднял глаза и улыбнулся, и намек на теплоту в его улыбке заставил колени Эмили подкоситься. Она чуть не упала на индийский ковер. – С мальчиком или без него.
– Да, сэр, – прошептала Эмили, подтолкнув очки повыше. Куда делся ее голос?
Олимпия говорил, что Эшленд воевал. Принимал участие в боевых действиях где-то в отдаленной части Индии, еще до того, как вернулся в Англию и принял титул. Видимо, там его и ранили, отсюда шрамы, пустая манжета и, вероятно, седые волосы. Физическое потрясение может к такому привести. Все это вполне естественно.
– Да, сэр, – повторила Эмили чуть громче.
– Очень хорошо. Не помешает ли вам, если я днем зайду и посмотрю, как вы занимаетесь? Заверяю вас, исключительно для того, чтобы оценить успехи сына, а не ваши способности. – В его голосе прозвучал приказ, в точности как вчера с Фредди, и Эмили снова отметила, что это вовсе не вопрос.
– Ну конечно, нет. Вы имеете на это полное право.
Эшленд сунул часы в карман и взял чашку.
– Вы пьете кофе, мистер Гримсби?
– Нет, – ответила она. – Я привык к чаю.
– Я приобрел эту привычку за границей, и, боюсь, она уже не изменится. Надеюсь, вы не против. В любом случае, если у вас есть свободная минутка, мне бы хотелось сесть и посмотреть, как вы распланировали курс обучения. – Эшленд показал на кресло у письменного стола и обошел стол кругом, чтобы занять свое место. Несмотря на свои габариты, двигался он, как африканская кошка. Как леопард в Берлинском зоопарке, бесшумно и быстро расхаживавший по своей клетке с неутомимой грацией. – Кстати, герцог Олимпия очень высоко вас отрекомендовал. Вы приехали от него?
Эмили устроилась в кресле и подавила порыв потрогать бакенбарды. Кожа под ними немилосердно чесалась. Эшленд смотрел на нее – с этим своим красивым изуродованным лицом, своим бесстрастным лицом, и нервы ее натянулись до предела. Держись как можно ближе к истине, инструктировал ее Олимпия.
– Да, сэр. Имею честь сообщить вашей светлости, что всего два дня назад он находился в превосходном здравии.
– Счастлив это слышать. А вы удачливый молодой человек, раз имеете такого патрона.
– Да, сэр. Мы в родстве по материнской линии.
– Его светлость заботится о своих, – заметил Эшленд. Его руки – его рука – лежала на коленях. Обостренным восприятием Эмили почувствовала, что под его спокойствием кроется некоторое напряжение.
