– Шлюпку к спуску! – велел капитан – лейтенант Фердинанд Врангель.
Затем он обернулся к своему старшему офицеру Матюшкину:
– Пока я буду с докладом у адмирала, распорядись Федор о доставке свежей воды и закупке зелени!
– Не беспокойтесь! – кивнул лейтенант. – Все исполним в лучшем виде!
Врангель задержался у Сенявина на несколько часов. Адмиралу было интересно послушать подробности кругосветного вояжа.
– Завидую вам, молодым! – говорил он, на прощание Врангелю руку пожимая. – Был бы на пару десятков лет моложе, плюнул бы на все и тоже к берегам американским поплыл!
Командиру "Кроткого" он разрешил, не дожидаясь эскадры, возвращаться в Кронштадт самостоятельно. Понимал, как соскучились за годы странствий по дому и семьям.
А на следующий день Сенявин разразился разгромным приказом по эскадре. Поводом к нему послужило увиденное адмиралом на "Азове". Т офицеры били по лицам матросов. Среди замеченных Сенявиным оказались лейтенанты Нахимов, Кутыргин и Розерберг, которых командующий велел тут же арестовать на строе суток…
Когда-то еще в Чесменскую кампанию, матросы чуть не забили веслами упавшего за борт капитана Круза, который славился мордобойством. Тогда под занесенными над головой веслами Круз попросил прощения, обещал никогда более не трогать подчиненных, и был пощажен. Слово свое он сдержал и дослужившись до высоких адмиральских чинов не только не трогал матросов, а и строго взыскивал с тех, кто себе подобное позволял. Будущему герою Синопа и Севастополя для понимания этой истины хватило лишь сенявинского приказа. Придет время, и матросы будут боготворить Нахимова, а пока молодой лейтенант пытался во всем подражать своему кумиру Лазареву, который, к слову сказать, всегда отличался "чрезмерной строгостью" к нижним чинам…
Свой суровый приказ старый адмирал посвятил единению кают-компании и батарейной палубы. Это был даже не столько приказ, сколько нравственное завещание старого флотоводца молодому поколению моряков России. Он писал: "…Должно требовать с гг. офицеров, чтобы они чаще обращались со своими подчиненными, знали бы каждого из них и знали бы, что служба их не состоит только в том, чтобы командовать людьми во время работ, но что они должны входить и в частную жизнь их. Сим средством приобретут они к себе их любовь и даже доверенность, будут известны и об их нуждах и отвлекут от них всякий ропот, донося о их надобностях капитану.
Начальник и офицеры должны уметь возбудить соревнование к очередной службе в своих подчиненных ободрением отличнейших. Они должны знать дух русского матроса, которому иногда спасибо дороже всего.
Непристойные ругательства во время работ не должны выходить из уст офицеров, а неисправность и проступки матросов наказуются по установленной военной дисциплине.
Так может случиться, что ваша эскадра будет употреблена на военные действия, то тем паче должны гг. командиры и офицеры приобресть к себе искреннюю любовь подчиненных, дабы с лучшей пользой употреблять их в нужное время…"
Дмитрий Николаевич Сенявин проживет еще несколько лет, сделает еще немало добрых дел, но именно этот приказ будет памятен русским флотом, как прощальный… Самому ж адмиралу предстояло теперь вести большую часть эскадры обратно в Кронштадт. Так распорядился император. Нет, Николай вовсе не желал обидеть заслуженного флотоводца. Он искренне полагал, что старика адмирала, наоборот, может обидеть столь незначительная должность, как начальник маленькой эскадры – отряда. Николай Первый ожидал от Сенявина помощи в деле переустройства всего морского министерства и старый флотоводец был нужен ему не за тридевять земель, а рядом.
