– Ну, это с кем не бывает, – супился Путятин. – Поди разбери, куда обед из себя выбрасывать, когда такая круговерть вокруг!
– Господа! Господа! А помните, как в порту Дервентском, по джунглиям гулявши, мы заблудились, а дохтор Алиман, испугавшись, плакал и просил не бросать его на съеденье тамошним зверям! – скороговоркой закричал со своего места наивно-простодушный Саша Домашенко. – Вот смеху-то было!
– Положим, смеху было, когда из чащоб тех нас туземец местный вывел, а до того что-то не припомню, чтобы кто-то хохотал! – вставил со своего места Иван Бутенев, серьезный и рассудительный.
…Гуляя вечерами по дощатым архангельским тротуарам, Нахимов с Рейнеке вспоминали Морской корпус и однокашников.
– А что, Павлуша, нынче с Завалишиным? – спрашивал Нахимова Рейнеке. – А то здесь о нем разное болтают…
– Митрий нынче в крепости Петропавловской сидит за участие в обществе преступном рылеевском. Мы еще на «Крейсере» в Новоархангельске стояли, как туда пришел именной указ немедленно отправить его в Петербург. Так на попутном компанейском карбасе и уплыл. Сколько ни спрашивали, за что, так ничего не сказал.
– Ну а Володьку Даля встречал ли в столице?
– Виделся пару раз после возвращения с морей. Даль нынче докторством практикует, да еще говорит, что на досуге словесностью баловаться начал, поговорки да прибаутки деревенские записывает.
– Вот как жизнь нас, Павлуша, раскидывает, – вздохнул Рейнеке. – Кому море, кому словесность, а иным и острог!
Вскоре главный командир архангельского порта вице-адмирал Миницкий вызвал к себе Лазарева и командира второго достраивавшегося корабля капитана 2-го ранга Иосифа Свинкина.
– Его императорское величество милостиво соизволил дать наименование вашим кораблям, – торжественно объявил он. – Отныне корабль, где капитанствует Михаил Петрович, следует именовать «Азовом», а тот, где Иосиф Иваныч, – «Иезекилем». Объявите о том командам и примите мои поздравления!
В тот день обе команды от работ были освобождены. Матросам Миницкий от порта выкатил несколько бочек вина, а офицеры обоих «новопоименнованных» кораблей прочно засели в местной ресторации. До глубокой ночи оттуда доносились возбужденные голоса:
– Офицеры «Иезекиля» презентуют азовскому столу ящик шампанского!
– «Азовцы» отвечают с «Иезекиля» двумя!
В марте оба корабля были освящены и спущены на воду, довооружены и сделали по нескольку пробных выходов в море. Пополнились и команды. Еще одна партия офицеров прибыла из Кронштадта, а матросами укомплектовались из здешнего экипажа.
Затем, когда оба командира доложили главному командиру порта о готовности к плаванию, Миницкий зачитал им приказ Моллера об образовании особого отдельного отряда кораблей, переходящих из Архангельска в Кронштадт. В отряд помимо «Азова» и «Иезекиля» вошел и 24-пушечный шлюп «Спокойный», доставивший прошлым летом в Архангельск артиллерийские стволы для строящихся кораблей. Начальником отряда был определен Лазарев.
Когда командиры вышли из конторы командира порта, седой Свинкин, помнивший еще далекие и славные екатерининские времена, с сожалением сказал:
– Ну вот, вы, Михаил Петрович, и обходите нас, стариков!
Неловко почувствовавший себя Лазарев лишь развел руками:
– Не от меня то зависит, Иосиф Иваныч, а что назначили меня, там им, на паркетах, виднее, кого из нас куда распихивать!
– Да нет, – усмехнулся сквозь редкие усы Свинкин. – Я на вас не в обиде, а на переходе за меня не волнуйтесь – старый конь борозды не портит!
