И, наверное, только поэтому бьющееся в бешеном ритме сердце вызывало раздражение.
И чего, спрашивается, волнуюсь? Он же даже никогда не интересовался тем, как мы живём!
До места, указанного в письме, что передала мне мама, добралась быстрее, чем обычно. Сказывалась разгруженность дорог в выходной день и, вероятно, моя сосредоточенность не на пути, а на собственных переживаниях.
Я смутно помнила облик отца, но без проблем узнала его в хмуром мужчине сорока лет, с проседью на висках и модно подстриженной бородой, встретившего меня у ворот двухэтажного коттеджа.
Грудь полоснуло обидой. Он жил в достатке, пока мы перебирались какими-то крохами, добытыми тяжким трудом.
Впрочем, зато мы старались! Делали все, чтобы быть счастливыми. Радовались мелочам и всегда поддерживали друг друга.
Скупо поздоровавшись, я проследовала за ним в дом, кусая губы. Ситуация складывалась максимально неловкая. Но говорить первой — я не собиралась.
К счастью, и отец не особо желал идти на контакт с родной дочерью. Сухие вопросы, на которые он получал мои скупые ответы. Несколько формальных уточнений, и вот заветный конверт оказался в моих руках. Только тогда, в момент, когда я уже была готова покинуть неуютный дом, наполненный незнакомыми людьми, в его тоне проскользнуло нечто похоже на теплоту:
– Как… Аня поживает?
– С мамой все хорошо. Спасибо, что спросил, – в свою очередь холодно отозвалась я и вышла из душной обстановки дома, в котором все буквально пропиталось скорбью.
Возможно, мне стоило остаться на немного подольше, почтить память усопшей с остальными собравшимися, но… Это было выше моих сил. Слишком все случилось внезапно. И, по своему маленькому, но опыту, я знала, что подобное нужно пресекать так же резко. Как пластырь, что сдираешь с подсохшей раны, чтобы наложить новый. Иначе неведомая зараза может проникнуть под кожу, навсегда отравив кровь.
Злосчастный конверт с наличными, доставшийся мне по какой-то насмешке судьбы, не иначе, обжигал нежную кожу рук. Я не шла — летела в сторону остановки, чтобы поскорее вручить драгоценность в руки семьи, обнять маму с бабушкой, сказать им, что все будет хорошо и навсегда закрыть для себя эту страницу жизни. Начать жизнь с чистого листа, как когда-то уже сделала. В прошлый раз смогла, так почему в этот не смогу?
– Кира? Откуда ты зд… – Вознесенский, хищник, вечно поджидающий за углом моей грусти, возник словно из ниоткуда.
Подошёл ко мне, сиротливо сжавшейся на лавочке у остановки в момент, когда я была более всего уязвима.
– Нет, это не я, – хлопнув носом, покачала головой.
Мне не нужно было поднимать головы, чтобы удостовериться в том, что это был действительно Глеб. Я узнала бы его голос из тысячи других. Только он вызывал во мне дикое желание провалиться под землю.
И, что самое удивительное, каждый раз по различным причинам.
– Ты плачешь.
Удивление и растерянность — могут ли они одновременно отражаться в тоне парня, однажды безжалостно растоптавшем мою гордость? Вероятно, нет. Скорее всего, мне просто показалось.
– Глеб, мне прекрасно известно, что делаю я, – я-таки оторвала взгляд от проклятого конверта в своих руках, что заливала слезами, и посмотрела на одноклассника. Все та же кожаная куртка нараспашку, самоуверенная поза и смазливое лицо с маской обеспокоенности на нем. – А вот что ты делаешь здесь, тот ещё вопрос.
– Я тут живу, – немного потоптавшись на месте, выдал парень.
