Я выскочил из кабинета, как из парной, не понимая, за что так окрысился на меня Хмурый. Навстречу попался Борис:
– Чего он тебя вызывал?
По его заискивающе участливому тону я все понял и соврал:
– Хвалил за работу. Да про тебя спрашивал, как ты на трансформаторе себя проявил.
– Ну и ты?
– Сказал, что ты классный специалист, грамотный, уважаемый и авторитетный начальник участка.
Я прошел мимо него. А он так и остался стоять с выпученными в пространство глазами.
«Как я его!» – ликовалось в душе. И решил «добить» схему, благо до Центрального Дома литераторов мне всего полчаса пути. И когда без пяти пять все начали собираться по домам, я продолжал вычитывать предпоследний – метр на метр – лист схемы.
В комнату заглянул Герман Васильевич:
– Что это ты домой не собираешься?
– У меня встреча в семь на Краснопресненской. Время еще есть. Что ж я зря его терять буду?! Да ошибок много… – ответил я.
Главный зашел ко мне за спину, взглянул на схему.
– Да, – почесал он затылок, – а что тебе говорил сегодня Ульян?
Я все рассказал.
– Не зря я тебя предупреждал. Борис-то на твое место метил. А тут взяли тебя, – вздохнул он.
– Зачем? – удивился я. – Он же на своем месте вдвое больше меня получает!
– Э, дорогой мой! Ему нужно в худшем случае стать главным инженером управления. Вот он и роет землю… Завтра схемы – мне на стол. Буду писать рекламацию. Исправленные ошибки обведи красным фломастером. И поменьше болтай языком о своих делах. Если Ульян что скажет, сошлись на мое распоряжение…
– Завтра – суббота, Герман Васильевич.
– Конечно, схемы – ко мне в понедельник. Счастливо! – и главный инженер закрыл за собой дверь.
Было минут пятнадцать седьмого, когда я «добил» схему. Хотел было сунуть папку с ней в стол, но вспомнил про Бориса. И положил схему в сейф.
Через двадцать пять минут я стоял у входа в Центральный Дом Литераторов Союза писателей СССР. Вскоре подбежал Женя. Он был в светло-коричневом костюме, оранжевой рубашке и в коричневом с ядовито-желтыми полосами галстуке. А его улыбчивое курносое лицо, как всегда, напоминало то ли Левшу, то ли Балду, то ли еще кого из добрых русских детских сказок.
– Заждался? – бросил он на ходу. – Пошли!
Мы отворили тяжелые дубовые двери с медными, начищенными до блеска, ручками. Женя помахал пригласительными билетами перед лицами контролерш и ринулся в «гадюшник». Я – за ним. Однако и здесь стояла контролерша – сухощавая, низенькая, лет под шестьдесят дама с ярко накрашенными короткими завитыми волосами, губами, бровями и веками.
– Молодые люди, – продекламировала она, – а у вас есть билеты членов Союза писателей СССР? Если вы на мероприятие, то оно начинается через пять минут в Малом зале.
– Ой, – сжал ладони Женя, – мы же прямо с работы. Голодные. По чашке кофе выпьем и сразу – на вечер.
– По чашке кофе? Ну ладно, – отвернулась от нас контролерша.
«Гадюшник» – преддверие ресторана, подделанного под ореховое дерево. «Гадюшник» можно назвать и буфетом, и баром, и кафе. Стены здесь были разрисованы шаржами на «мэтров» советской и дружественных народно-демократических культур. Со смешными стихотворными надписями, типа «Съев блюдо из восьми миног, не мни, что съеден осьминог» или «Я недавно ев тушенку, вспоминал про Евтушенку». И тому подобное.
– Старик, – шептал Женя, когда от буфетчицы за стойкой отделяло нас пара человек, – Таня просила меня много не пить сегодня. Да и поговорить надо. Но я тут за стихи гонорар получил. Давай к кофе возьмем по соточке коньячку?
